( в тени Тутур-баши)

Во времена «секретных» городов часть русла Баксана отгородили дамбой и образовалась небольшая овальная чаша, куда сливались «хвосты» обогатительной фабрики, расположенной немного выше по склону горы. «Хвосты» - это смесь воды и камня раздробленного в пыль, из которого извлекли все полезные компоненты.
С тех пор прошло некоторое время, склоны дамбы поросли непролазной крепью облепихи, тёрна, барбариса, травы, а на верхней её части насадили тополя и ивы. Ивы склоняются над водой, а корни выступают в воду как некий ярко-красный мох.
Озеро стало местом гуляния горожан, летом там купались дети, несмотря на холодную воду, а зимою на нём появлялся лёд. На льду местные команды играли в хоккей, пытались кружиться фигуристы. Однажды мы наблюдали, как, держась за хвост крупной чёрной собаки маленькая девочка мчалась на коньках по этому льду. Лёд ровный и скользкий. Откроешь полы пальто и ветер несёт тебя на работу.
К сожалению, период катания в этих условиях был короток. От фабрики шёл небольшой, но постоянный приток воды и, постепенно лёд ломался на «грозные» двадцатисантиметровые торосы. Кататься, конечно, становилось неудобно.
Эта дамба и заросли колючих кустов, на которых с осени оставалось масса ягод привлекали много птиц. Озеро служит домом для немногочисленных рыбьих стаек, иногда можно увидеть голову болотной черепахи, хотя это и случилось со мною только один раз. Ранним-ранним утром, услышав яростный плеск воды, осторожно выглянув с дамбы в воду я увидел брачные игры карпиков. Несколько самцов прижимали самку к берегу, который был весь красный из-за спутанных, тонких нитей корней ивы. Вода кипела и играла как в котле. Заметив меня, рыбёшки бросились врассыпную. До этого я не верил россказням рыбаков что в озере водятся карпы,
рыбаки с удочками просиживали целые часы, чтобы унести домой несколько мелких окуньков, но, чтобы кому-нибудь попадался карпик, я не видел.
Через Баксан к дамбе перекинут подвесной мостик, который немного качается под ногами и смешно наблюдать за бездомным псом, который стремится сделать вид, что он идёт не сам по себе, а с Хозяином. Держа хвост полуопущенным, несчастная животина жмётся к моим ногам, особенно, когда неподалёку пробегает собака, стая которой царит на данном клочке земли.
Одним прыжком собака запрыгивает на деревянное полотнище подвесного мостика, немного пробегает по нему и, вдруг, когда под моим весом мостик начинает качаться, пёс расставляет пошире лапы, припадает к настилу и на морде у него читается явственно:
 - Ты куда меня заманил? Я поверил тебе и иду за тобою, а тут земля так страшно колеблется!
Назад ему смысла идти нет, вот, поджав хвост, собака проползает самую качающуюся часть моста, затем, когда уже колебания мостика становятся меньше, стремительно перебегает на Terra Firma – твердую землю. Здесь я ему не нужен и он мчится по своим собачьим делам, нисколько не обращая внимания на своего недавнего попутчика, к ногам которого он только что прижимался, в поисках защиты.
Но это было весною, да и не в этом году.
Зимою Баксан оправдывает своё название, состоящее из двух слов, на балкарском языке. Бак – это белый, а сано - напиток, (буза по другому), который делали из проса и который очень любили нарты – былинные богатыри, вошедшие в фольклор многих кавказских народов. От них же пошло и слово нарзан, или нарт сано – напиток богатырей.
Зимою все камни у берега были покрыты слоем тонкого льда, а сама речка никогда не замерзала. Вода была чистая и прозрачная.
Иногда на таком обледенелом камне можно увидеть небольшую, немного крупнее воробья птицу. Она неотрывно наблюдает за текущей водою, совсем как девушка, которая хотела утопиться от несчастной любви, но не решается, представив, какой холод ждёт её в воде.
Чёрно-бурая птичка внимательно что-то высматривала в воде и, вдруг, соскальзывала с камня прямо в быстрые струи реки, совершенно не поднимая брызг.
Она несколько десятков секунд деловито бродит под водою, что-то там клюет, а затем выскакивает на тот же самый камень и, казалось, что она выходит из воды совершенно сухой. Это была оляпка, или водяной воробей.
Летом непролазные кусты правой части дамбы служили домом многочисленным видам птиц. Перечислить их всех мне не удастся, тем более, что названия некоторых из них нам просто были неизвестны.
Осенью прилетали одни из самых прекрасно украшенных птах, из тех, которых мы видели. Мне не удалось увидеть этих птиц в Зоологическом музее г. Ленинграда, не обнаружил я их и в Зоологическом музее в городе Москва.
Несколько больше воробья, ближе к дрозду, они красовались винно-красными перьями именно «благородного» цвета, иначе не скажешь, яркими белыми плечами, с которыми соседствовали угольно-чёрные пятна. К сожалению, сфотографировать их мне не удалось, всё время что-то мешало.
Более привычные овсянки, трясогузки, серые и жёлтые, воробьи чирикали, прыгали по земле и веткам. Некоторое время, зимою, мы насыпали на балконе немного зерна и к нему, как к готовому обеду прилетала овсянка - некрупная, коричневая птица с продольными пятнышками и полосками чёрного цвета. Она отсиживалась на перилах балкона, стоило только чуть колыхнуть занавеску, как овсянка стремительно улетала.
Однажды, идя по дороге мы увидели охоту серой трясогузки за бабочкой-белянкой. Бабочки всегда летают несколько хаотично, а тут, чувствуя опасность бабочка шарахалась из стороны в сторону. Но трясогузка не отставала. Распустив хвост, она делала такие же неожиданные пируэты, неотступно преследуя белянку. То птица летела вверх, то вниз, совершала, как нам казалось, немыслимые повороты и, в конце концов ухватила добычу. Интересно, подумали мы – она так много сил потратила на погоню, окупится ли она мясом крошечной бабочки?
В самой гуще ветвей, которые нам казались практически непроходимыми, царствовал королёк. Крошечная птичка коричневатой окраски весело прыгала по ветвям, и то, что нам казалось хаосом веток, острых колючек, пильчатых листьев её вполне устраивало. Задорно держа вверх небольшой хвостик, она, негромко попискивая, что то клевала с веток барбариса. Лучше всего его облик передаёт грецкий орех, к которому приделали забавно торчащий вверх хвостик и маленькие бусинки чёрных глазок.
Иногда, когда повезёт, то прямо на твоих глазах через озеро летит зимородок, сверкая как драгоценный сапфир. Его гнездо располагалось на иве, наклоненной над водою. Юркие окуньки, которые непрерывно рыскали под водою, в поисках поживы, сам попадали в клюв к ловкому охотнику.
Однажды мне удалось увидеть незабываемое зрелище.
Раннее утро поздней осени. Уже рассвело, на земле лежит тонкий слой снега. Он ещё растает, но гора Тутур-баши уже укрыта им до окончания весны. Снежок скрипит под ногами, когда я иду через город на работу. Вдоль берега озера проходит, поднимаясь в гору, дорога. Сразу всё озеро с дороги не видно, надо немного подняться. Стоит на удивление тихая погода. Ничто не шелохнётся. Озеро лежит в драгоценной оправе белого снега, а вода в нём похожа более на черное стекло, как в «Серенаде Солнечной долины».
В чёрной, блестящей воде отражаются окрестные горы, и, прежде всего Тутур-баши. Громадная гора, как бы любуется своим отражением в чёрном овале озера.
И вот на этом стекле, появляется лебедь, но не белый, как мы это привыкли видеть в кино и зоопарках, нет, этот лебедь был кремовым. Он не был чисто одного цвета, неуловимые переливы бежевого цвета расписывали его, оттеняя крылья, начало хвоста.
Лебедь скользил, при это на глади озера не появлялось даже морщинки. Перевёрнутые громады гор служили ему обрамлением. В течении почти двадцати пяти лет, проведённых в этом городе мне не приходилось видеть ничего прекраснее. Гладкая поверхность озера, лежащее в обрамлении нетронутого снега, громады гор и, на этом фоне прекрасный лебедь.
Лебедя в «дикой» природе мне довелось увидеть только раз.
Красивые, крупные птицы обитают во многих зоопарках, которые я посетил. Снежно-белые, с выгнутой шеей они плавали и в Гаграх и в Москве, и других многочисленных местах. Но это были, как бы «привычные», одомашненные лебеди. Много раз виденные мною и в кино и в реальности, они не произвели на меня такого потрясающего впечатления, как этот, видимо не сменивший «детского» оперения лебедь. Умом я понимал, что несчастная птица отстала от родичей, присела отдохнуть в маленьком озере, где ему вряд ли найдётся достаточно еды. Ему предстояло преодолеть высокий Кавказский хребет, причём, в месте, где он особенно высок. Но всё равно, зрелище было прекрасным. Поднявшись к фабрике, я снова оглянулся на озеро. По чёрной, овальной глади, всё так же неторопливо плыла птица.
Больше я её не видел, Начиналось утро, рабочие пошли на фабрику. Надеюсь, у лебедя хватило сил долететь, хотя бы до Чёрного моря, до которого было километров семьдесят – восемьдесят, через безжизненные зимой громады гор.