Сумрачен еловый лес зимою. И летом в таком лесу вечный полумрак, только таинственно светятся длинные «испанские бороды» - висящие на голых ветвях клочья лишайника. Под нависшими ветвями, около самого ствола тихо, тепло и уютно. Дождик сюда не достаёт, густые еловые лапы отводят бегущую воду от ствола, опавшая хвоя образует мягкую подстилку, в которой любят копошиться мелкие грызуны. А вот пробегает самый маленький наш зверёк – землеройка. Серая шубка, живые черные глазки, чуткий, подвижный носик.
Его подвижность поражает всякого, кто видит землеройку в первый раз. Я шёл как-то ночью по лесной тропке, освещая себе путь фонариком. В круге света я встретил этого удивительного зверька. В вечных поисках корма, он не обратил внимания на свет фонаря, радостно пискнул, увидев жирную гусеницу, и скрылся со своей добычей в густых кустах. Я был очарован мелким, очень подвижным зверьком с его удивительно подвижным носиком, почти как хоботом тапира, или слона. Землеройка, с молниеносной быстротой обследовала опавшую хвою, мелкие веточки, листочки, непрерывно что-то находя и подкрепляясь этим. Такой мелкий зверь должен непрерывно что-то есть, чтобы не умереть с голоду.
Я проводил лето на огромном озере, на берегу которого не было ни множества людей, ни промышленных предприятий, поэтому природа там хорошо сохранилась.
Располагаясь в кольце гранитных скал, озеро соединялось протоками с другими озёрами. Они тянулось километров на сто пятьдесят.
Когда мы приехали в эту местность, то спросили у местных жителей, есть ли на озере раки? Один из нас родился в Донбассе, он только слышал о раках, но никогда их живьём не видел. Нам ответили, что раков много, и поинтересовались: -
-Есть будете? На наш утвердительный ответ раздалось:
- Фу, насекомое.
Но когда мы вышли на берег озера, вечером, ни одного рака не было.
Весною, в самом конце мая, в начале июня, на озере раки попрятались: у них началась линька. Целую неделю на берегу, ночью нельзя было встретить ни одного, закованного в чёрный панцирь озёрного жителя.
Но, когда, через неделю, или две, снова ночью я пришел на берег, то был поражен. Невзрачные, черные, обросшие какими-то водорослями, раки превратились в истинных красавцев. Голубовато-зеленая спина так и сверкала в лучах фонаря, оранжевые и красные, небольшие пятнышки на суставчиках ног, делали рака какими-то неземными, инопланетными существами, чему немало способствовала их необычная форма. Оказывается не только горе, но и любовь красит рака.
Сознавая свою новую красоту, раки вели себя вызывающе. Они не убегали в панике от приближающейся руки, а выставляли свои клешни навстречу пальцам. Способные с лёгкостью прокусить кожу, клешни казались ракам надежной защитой. Но мои пальцы немного задубели от холодной воды, пока клешни рака соскальзывали с моего большого пальца, другая рука, коварно подобравшись сзади, хватала несчастного рака поперек головогруди, где он был совершенно беспомощен.
Вода в озера была на удивление чистой, местное население раков в пищу не употребляло и раки благоденствовали. Плавая на лодке, можно было часто подстеречь рака, который блаженствовал на длинных водорослях, которые росли от самого дна. Он грелся на солнышке, но бдительности не терял. Теперь он не был настроен так воинственно, как ранее. Обнаружив врага, он бешено работал мощным хвостом, как ракета мчался по поверхности воды. Найдя чистый от водорослей участок озера, рак стремительно погружался в глубину, где он уже был недосягаем. Как правило, это были самые крупные раки.
Приятно было, перекувыркнувшись через борт лодки пойти в прохладную глубину. Сначала пугаешься мягких, обволакивающих объятий водорослей. Вспоминаешь «Тружеников моря» Виктора Гюго, с его ужасами про спрутов. Но откуда, скажите, возьмутся спруты в глубине России, в громадном, хотя и неглубоком озере, в центре Уральских гор.
Природа была в первозданной чистоте, плывя на лодке можно без всякого труда, если не жалко реликтовых цветов, уже крайне редких для центральной России цветов, набрать хоть охапку чудных лилий, белых кувшинок. На вводе плавали крупные зеленые листья. Они располагались на длинной, тонкой ножке, которая поднималась от самого дна. Среди листьев важно покачивались цветы, величиною с хорошее блюдце. Округлые листья, тёмно-зелёные, на голубой воде, обрамляли красивой рамкой нежно-белые лепестки цветов, с желтой сердцевиной.
Рядом же росли желтые кувшинки, купавки. Они очень похожи на белые кувшинки, но в середине цветка растет зелёный пестик причудливой формы.
Конечно, в таком раю воды кишат разной живностью, от уток, до разных насекомых. Легко и изящно по глади озера бегали водомерки, в прозрачной воде сновали жуки-водолюбы и плавунцы. Загребая своими задними ногами, они, как призовое каноэ двигались к одним им известной цели. Оливково- бурое, обтекаемое тело с желтой полосою по бокам легко рассекала воду, а при необходимости, жук улетал в небо. Устроившись на травинке, торчащей из воды, он долго, с натугой, дышал, постоянно приподнимая жесткие надкрылья. Надышавшись, жук расправлял крылья и улетал. Стрекоза, было, метнулась за ним, но, поняв, что с этим противником ей не справиться, возвращалась на свой наблюдательный пункт, расположенный на торчащем сучке.
Под воду хлопотливо уходил паучок-серебрянка. Маленькое тельце в воде блестело, как будто сделанное из отлично отполированного серебра. Он уходил туда, где на привязи покачивался воздушный шар его жилища. Забравшись в своё гнездо, паучок замирал, подстерегая добычу.
Иногда под поверхностью воды, загребая воду длинными задними ногами, проплывал водяной клоп, который мог даже прокусить человеку кожу. Укол болезненный и долго не заживает. Наряду с гладышем -–водяным клопом, под водою свирепствовали личинки стрекозы, опасные даже для небольших рыбок. Удивительные чёрные, блестящие жучки-вертячки населяли тихие заводи. Они удивительно быстро вертелись в воде, за что и получили своё прозвище.
Я как будто снова погрузился в своё детство, как будто снова читал знаменитую в прошлом книгу Плавильщикова «Жизнь пруда», только на этот раз его герои вставали передо мною воочию.
Солнце светило во всю силу начала августа, лодка нагревалась, и пора было причаливать к какому-нибудь островку, которые в изобилии разбросаны по озеру.
Когда высаживаешься на островок, то поражаешься их разнообразию. Одни поросли густым еловым, другие – сосновым лесом, на третьих не растет ничего, кроме травы. Но трава эта такая густая и мягкая, что один остров заслужил звание Острова Любви. Местные жители привозят на такой остров баранов, которые пасутся там, не в силах покинуть остров. На воле, то и дело спугивая кузнечиков. Старые берёзы свешивали свои ветви почти до самой воды, почему-то они большей частью росли на выдающихся в озеро мысках из мелких камней и щебня.
На острове, в сосновом бору, целебный воздух пропитан ароматом смолы, опавшая хвоя образовала мягкую подстилку, на которой удобно и приятно лежать.
Набрав камней, в изобилии разбросанных рядом, расчистив землю до гранитного основания, устраиваем костёр, ограничив его магическим кругом из подобранных камней и смотреть на пламя, разложенное над водою. На эти две стихии смотреть человек никогда не устаёт. На сучья навешивается кастрюлька, которую, после еды моют по очереди, и которая всё равно остаётся закопчённой снаружи.
На севере день летом длится долго. Часам к одиннадцати начинает темнеть, и значит, пора править к другому берегу, сдавать лодку. Всего за один рубль можно было кататься на лодке от зари до зари. Если есть время, можно выйти в протоку, доплыть до соседнего озера и полюбоваться тамошней природой.
Солнце медленно гаснет в воде озера, иногда по нему бежит лёгкая дымка, сквозь которую солнце становится багровым. Но «если солнце красно к вечеру, моряку бояться нечего». Завтра снова наступит день и, после работы мы будем открывать для себя удивительный край. А пока в небе горит неяркая заря, поражая своими чистыми красками.
Несколько пойманных рыбешек, пара луковиц, щепотка соли, что ещё надо неприхотливым туристам, у которых нет «бентли».
В этих местах они бесполезны и наибольшей популярностью пользуются мощные мотоциклы «Урал» с коляской, на которых приезжают на «елань», за черникой, или, по соседству, в лес за черёмухой, или подальше, за низкорослой «войлочной» вишней. Она очень кислая, но на Урале она, иногда растёт в «диком» состоянии.
Посёлок лежит на склоне горбатых, поросших лесом холмах, которые здесь гордо именуются «Горами Уральскими». Если стать на вершине одной из местных гор, то на востоке будет бескрайная Сибирская равнина. Это один из прекраснейших видов, которые мне доводилось видеть, а я видел земли от Днестра, до Сахалина.
Некрутые холмы заросли лесом, с изобилием земляники лесной, но на полянах растёт крупная, сладкая поленика. Это клубника, размером с нормальную садовую, но несколько менее сладкую.
Разбитая грунтовая дорога ржавого цвета блестит правильными крупными кристаллами слюды интенсивного чёрного цвета. Кристаллы крупные, с ладонь величиною и непрозрачные даже в тонких пластинках.
Вообще этот край богат рудами редких металлов, ранее здесь была запретная зона, которая и уберегла здешний край от разграбления.
Черёмуха здесь высокие, три-четыре метра высотою деревце. На высоте красуются чёрные гроздья плодов, легко осыпающиеся при прикосновении. Сами деревца легко гнутся, когда на него пытаешься взобраться. Очень жалко, что мы не видели этого леса в полном цвету, не чувствовали этот чудный запах
Рыжая дорога переваливает через дефиле холмов и уводит путника в глубь Уральских гор.
Во всей округе масса выработок, действующих и закрытых. Здесь, в военные времена добывались редкие металлы, незаменимые для военной техники. Вообще минеральное богатство этого края не имеет себе равных в мире. Но это тема отдельного рассказа, ведь недалеко расположен уникальный, единственный в мире Ильменьский заповедник, где охраняются не растения, птицы, звери, а, в первую очередь минералы. Заодно и всё богатство края.
Неужели жадные нувориши разграбят и этот удивительный край* Советский народ даже в войну не вел там разработок.
Между двумя лентами хребтов находятся болота. Поросшие жесткой травою, они не такие страшные, как болота Сибири, можно только сильно перепачкаться.
Но кровососов тут мало, не то, что на реке Миасс, где летом воздух просто поёт от комаров и прочей пищи мелких пташек. Но и тобою комары не прочь полакомиться.
Берег озера обрамлён красными гранитными скалами, на которых растут мачтовые сосны с медно-красными стволами.
Неизгладимое впечатление оставляют эти сосны, растущие на крутых, невысоких холмах, на фоне синего озера, или на фоне синего неба. Все леса полны разнообразными грибами, ягодами. В первой половине июня в лесу из съедобных растений были только молодые веточки сосен с ещё не отвердевшей хвоей. Очистишь такую веточку, начнешь жевать, и покажется тебе, что ты пробуешь молодую морковку с необычным, смолистым привкусом. Богатая целебными веществами хвоя поедается практически всеми обитателями леса. Но в середине августа в лесу царит изобилие. Стоит только провести рукою по брусничнику, как рука наполняется бело-розовыми ягодами, с нежным вкусом. Черника, поленика, белые грибы и белые грузди, подберёзовики и подосиновики, лисички составляли основу нашего меню.
Немного дальше от озера растут березы.
Мягкая, длинная трава, расцвеченная яркими красными точками цветов и ягод. От белых стволов исходит мягкий свет, это одно из прекраснейших зрелищ русской природы.
Не таков ельник.
В этом лесу всегда полумрак.
Осенью птицы улетают из этого рая, чтобы найти другой. Гуси летят наравне с реактивными лайнерами, через высочайшие горы мира, на высоте девяти километров. Человек на такой высоте, без тёплой кабины самолёта, без постоянной подачи кислорода не выживет. Холод там как в космосе, но гуси летят в тёплые края.
Небольшая птичка коростель, которого в народе зовут дергаем, за голос, похожий на скип несмазанных ворот. Он отправляется в тысячекилометровый путь, как дореволюционные бедные студенты – пешком. На своих двоих коростель пересекают весь континент, поднимаясь на крыло только там, где это абсолютно необходимо. Всё-таки бегать по воде, как водомерка, или австралийская ящерка-дракончик, коростель всё же не может
И пустеет зимний лес. Только звери остаются в сумрачном еловом лесу.
На широких лыжах я иду по зимнему лесу, только следы лося, волка, кабана, лисы, да ещё мелкие строчки мышиных следов. Но что это?
Обогнув упавшую гигантскую ель, я выхожу на образовавшуюся полянку. Там светло, образовавшееся светлое пространство сразу занимают пушистые, чудные ёлочки.
В лесу тоже, как и в тропиках, идет неустанная борьба за свет и тепло. Только эта борьба длится столетиями. Попадет семечко ели в березняк. Растет пушистая ёлочка, радуя глаз человека. Одна, другая, третья. Но это только первый десант. Всё больше их и больше, через два-три десятилетия вытянутся ели. Накроют широкими лапами светолюбивые березки, под защитой которых они выросли, и на месте былого светлого березняка стоит еловый лес.
Скользя по глубокому снегу на лыжах, я наслаждался тишиной, морозной свежестью воздуха, как моё внимание привлёк негромкий посвист какой-то птицы.
Подняв бинокль, я увидел на еловой шишке небольшую птаху.
Да это же клёст, одна из немногих птиц, что не улетают от нас в тёплые края зимою.
Птицы улетают от бескормицы, а у клеста еда всегда рядом.
Верхушки елей густо усыпаны шишками.
Светло-коричневые, гладкие с виду, они состоят из чешуек, под которыми прячутся нежные семена с небольшими крылышками.
Как заботливая мама, шишки плотно смыкают свои чешуйки, не позволяя семенам выпасть на снег и мороз. Зима лютует, а под чешуйками зреют вкусные, жирные семена.
Как только солнце станет нагревать шишки, расположенные на солнечной стороне, достаточно долго, как чешуйки немного приподнимутся, и над елью прошумит коротенькая метель крылатых семян. Как и семена ясеня, еловые, сосновые семена, подхваченные ветром, могут улететь далеко от родительского дерева. Где найдутся подходящие условия, там и прорастут.
Но те шишки, которые не нагреты солнышком, не выпускают семена из-под чешуек. Только с наступлением по настоящему теплой погоды крылатые дети ели летят на завоевание других земель.
Многие птицы, звери любят полакомиться такими семенами. Да и человек любит кедровые семечки, неправильно называя их орешками. Это семена кедра, или сосны сибирской. Хотя по вкусу еловые, сосновые семена не отличаются от кедровых семян, для человека они слишком мелкие. Чтобы распробовать их вкус, надо набрать чуть ли не горстку семян, что не так просто сделать.
Настанет осень, и по всем кедрачам пойдут люди, сбивая драгоценные шишки.



Любит шишки, а точнее, прячущиеся в них семена и кукша, и кедровка и белка и многие другие птицы и звери.
Дятел добудет сосновую шишку, укрепит её в щели какого-нибудь пня, и молотит своей, не знающей устали головою, отрубая одну за другой крепкие чешуйки. Поэтому такой пень и называют кузницей дятла. Бывает, что удобный пень весь засыпан такой шелухой.
Но еловые шишки и он не может одолеть, видно слишком упругие эти чешуйки.
Острыми зубами белка легко справляется с семенами, орехами.
Но истинным профессионалом в деле добычи жирных семечек является клест. Клест пошёл по другому пути, не силой добыть, а искусством.
Всё у него не как у других птиц.
Рождается клёст с носиком, как и другие птицы. Он прямой, не такой мощный, как у дубоноса, для которого даже вишнёвая косточка не проблема. Но и не с таким тонким, как у мухоловки. Но потом нос клеста меняется, становится как кузнечные клещи, причём нижняя челюсть загибается вверх, а верхняя вниз.
Ловко выдёргивает он своим клювом семена из-под упругих чешуек. И птенцов клест выводит не так, как все птицы, летом, а зимою, в самый лютый мороз.
- Голые, беззащитные птенцы на морозе? - скажете вы.Голые, но не беззащитные. Снизу, мороз не пускает толстая подстилка из пуха и хвой, а сверху теплая мама греет и яйца и птенцов. Зато как приятно высунуть голову из-под теплого маминого крыла, и получить немного размятых, вкусных семян от папы.
Да и все враги спят в эту лютую пору. Спят белки, которые едят орехи, семечки, скусывают мягкие веточки хвои, но не упустят случая полакомиться яичком, а то и маленьким птенчиком.
Спит злой враг белочки – куница. Ловкий, грациозный зверек с красивой шубкой, постоянно охотится на белок, не уступая ей в проворстве и умении прыгать по веткам, но если что другое подвернется, куница своего не упустит.
Да и вороны откочевали поближе к жилищу людей, где умной птице легче прокормиться.
Вот и остались в леву только те, кто приспособлен к такой жизни лучше других.
В березовом лесу кормятся почками тетерева и тетерки. Крупные косачи, бормоча своё - "Чуф-фы", целый день вертятся на березовых ветвях. А где спать?
А в снегу. Упадет такая птица в глубокий пушистый снег, зароется с головой, вот и ночлег. В пушистом снегу тепло и приятно птице, одетой в плотные перья. Рядом шмыгают мышки. Они изредка вылезают из своих норок и бегают под снегом: сухая трава надоела, а тут можно найти свежий, нежный росток, иди семечко, оброненное елью.

На Кавказе мышки ищут под снегом старые свои запасы «чинариков» – буковых орешков. Не откажутся они и от запасов, которые сделала сойка, или белочка. Зима на Кавказе, как правило, с оттепелями, вот и прыгают, в поисках своих запасов белка.
Однажды я видел в курортном городке, как белка выпросила у сердобольной старушки целый пакет с грецкими орехами. Белочка подбегала к старушке, становилась на задние лапки, принимала в передние лапки орешек, прыгала с ним по лужайке, не смущаясь проносящихся мимо машин. Клала орешек, копала неглубокую ямку, зарывала туда орех и бежала за следующим. Белку не волновало то, что следом за нею эти ямки разрывала ворона, которая, с торжествующим карканьем уносила орех.
И в неглубоких балочках, щедро разбросанным по берегам Подкумка, вырастали ореховые деревца.
Но мышка не забывает чутко слушать, – не скрипит ли снег под осторожными лапами лисы? Скрипнет – тогда беги мышка в норушку, не то быть беде. Ни одна кошка не ловит мышей так ловко, как лиса, или сова, которая днем спит в дупле, а ночью охотится.
И синички днем попискивают, выискивая в каждой щели притаившихся там, на зиму насекомых, многие из которых вредят лесу.
Серый поползень, одна из тех птиц, которые прекрасно чувствуют себя, бегая по стволу вниз головою, занимается тоже поиском пропитания. А что может быть вкуснее куколки какого-нибудь непарного шелкопряда, который шелка не даёт, а леса губит.
А по лесу раздаётся барабанная дробь.
Это дятел долбит сухой ствол, добывая себе короеда, который зовут типографом, потому, что его ходы, прогрызенные под корою, похожи на буквы неведомого языка.
И в самую зиму лес наполнен жизнью, только не для тех, кто приходит в лес шуметь, слушать ревущие ритмы, из своих приемников. Они галдят, разжигают костры, кидают мусор. Всё пригородные леса завалены мусором, который ленивые туристы бросают, где попало. Вернувшись домой, эти туристы жалуются, на хлам в лесу, мусор и говорят знакомым, что были в лесу, жуть, всё мертво. А тем временем расставляют по банкам и вазам полу увядшие цветы, которые носят из леса целыми охапками. Новоявленные защитники природы – охотники, собираются большими группами, палят во всё, что движется, и гордо заявляют, что, убив десяток уток, защитили природу.
А истинные любители леса умеют слушать лес и читать на снегу великую повесть лесной зимней сказки.