Анжеле – моей «911»


Мы были слишком близки…
Первый шаг всегда труден.
Второй.
Третий.
Оглянуться назад – принять обобщение, оцепенеть соляным столпом, выплакать глаза в стог сена и все же не отыскать иглы.
Я вминаюсь в пространство: вычеркиваю себя из списков, аннулирую и изымаю из обращения. От и… Бежать и петлять – путая следы, огородами, козлом, прочь. Бежать сломя голову, обдирая локти, сбивая колени и срезая углы. Покрыть всю дистанцию телом – постигнуть, вместить, разглядеть – все черты, штрихи, даже точки над «i».
Мне нужен воздух! Крылья! «Да?». «Один…». «Цель визита?». «Питер…». И срывать на ходу пиджак, обрывать связи и связь. «Абонент вне зоны…». И теперь уже ни одна ищейка! И никогда! Левый висок замирает и схватывает боль. Словно пулю.
Выкурить сигарету и убить в себе лошадь: загнанную, взмыленную, задыхающуюся. Размять нервными пальцами, прикусить фильтр и жадно, несколькими затяжками…

душно и тучные розы
негатив
что-то мальчишеское

Три часа – это вечность! За три часа рушатся империи, рождается четверть миллиона китайцев и… умирает одна любовь. Вам наплевать. Я знаю. И мне на вас. И я улыбаюсь.
Прячу руки в карманы. Медяки, зажигалка, замусоленная визитка, табачные крошки. В душном салоне те же мелочи: смех, «Keturi Ratai», затылки, номера.
Только не «ремень»! Только не «безопасность»!
Слышите?
«Airbus» прогоняет из гнезда аиста. Прибывающие – убывают. Схватить за плечо первого попавшегося и отшатнуться: не все круги на воде – спасательные.
Воздух гулкий и вязкий. Шаги даются с трудом, и любой глубоководник потребовал бы вытянуть его на поверхность. Но сейчас над головой только пять этажей, мыши и ни одного ангела.
Зрачки расширяются и фиксируют проем окна. Питерская мостовая – это в самый раз. Как нащупанная в плывущем подъезде связка ключей. Это солиднее, чем проселок кисельно-молочного Задрищенска. Как раз то, что нужно: булыжники, мусор, порожняя «Балтика» и лужа. Не фонтан!
Ни фонтана, ни даже намека на Бруклинский мост…

серые и… холодные
растрепанный Толкиен
я-те-бя-не-люб-лю!

Несколько квадратных метров горизонтали. И распахнутое окно. Да две дюжины футов вертикали. Сумма слагаемых в итоге даст перемену мест нахождения. Из приглашенных – трое: со слезами, без оркестра. Достаточно.
Что это?
Защемило-заныло-заскулило! Флейта?! Из-за плеча: «Ты меня любишь?». «Фа» капельку простужено. Голос принадлежит ладоням. Прохладным, мягким, чуть влажным.
Раскаленная игла – угаснув спичкой во мраке – выпадает из левого виска. Где она была все это время?
Тонкие-тонкие пальцы. Детские. Осторожные. Ломкие. Щека. Легкий запах чего-то безоблачного и сублимированного бензина. Что-то бархатное и немного охры.
Ветер вспугивает листву и с лаем гонит ее за угол.
Люблю… тебя… я?..
«Зачем ты открыл окно?!».
Рама – распятье.
«Я заказала билет!».
Одиссею все-таки проще – ему было куда вернуться.
«Да что с тобой?! Ты меня видишь?».
Линии, штрихи, холм Венеры, морщинки, крошка в уголке рта, прихожая на дне хрусталика… где?.. ты?.. слишком близко…

[Санкт-Петербург, 29/30 июля 2006 г.]

Понравилось?

Проголосовало: 12 чел.