В белом летящем сарафане, с тонким синим поясом, в золотистых босоножках, с большой соломенной сумкой в руках, Анна сбегала по ступенькам набережной к пляжу. Лучи солнца скользили по её греческому лицу, складками падали на деревянную лесенку и крупные камни под ней. Медовые глаза горели: «Вот я и на чёрном море!». А за спиной уютно лежал маленький городок.
Начинаясь почти у моря, улицы сразу поднимались на гору. Вверху расположился действующий мужской монастырь и большая красно-желтая церковь при нём, обросшая диким виноградом. Вглубь тянулись пещеры из семи громадных залов, где когда-то снимали кино. Возле водопада у скалы втиснулся шумный рынок. Вокруг густо разрослись латки с сувенирами, старые пальмы, эвкалипты и кружащие вереницы туристов. А чуть ниже начиналась тишина. Частные домики и сады. Санаторий, построенный ещё в советские времена, столовая при нём, открытая для всех желающих. Сюда любила ходить Анна, когда надоедала еда в кафе или было лень готовить самой. Обедом она всегда делилась с большой и понятливой немецкой овчаркой. Здесь при каждом кафе жила большая собака, которая днём выпрашивала вкусности у посетителей, а ночью исправно сторожила хозяйское добро. Перед санаторием тянулся парк: раскидистые пальмы, цветущие магнолии и олеандры, ажурные лавочки вдоль дорожек и пруд. В пруду неторопливо плавала серебристая горная форель и белые лебеди. Эти птицы были символом парка и самого города. Однажды Анна разговаривала о них со своей попутчицей, пожилой дамой, в поезде, та сказала: «Когда мне было чуть больше двадцати, как и вам, я впервые приехала туда. И в пруду жили лебеди». Через один из изгибов пруда тянулся белый ажурный мостик. Анна любила останавливаться на нём, смотреть в воду на переплетение отражений, мечтать, обдумывать идеи для фотографий.
Ведь эта девушка фотограф. В родном городе у неё студия, а в южный городок она приезжает на месяц, а порой и на всё лето. Анне было пятнадцать, когда её сюда впервые привезли родители. С тех пор она была здесь каждый год. Последние несколько лет она приезжала с друзьями, а в этот раз одна. Как вода весной прорывает лёд, все возможные тупики и неурядицы разорвали привычную жизнь. И Анна захотела сбежать. И сбежала. В сказку, сюда, в когда-то подаренную ей сказку. А когда Анна вернётся домой, то река событий станет тихой. Многие из её фотографий будут проданы в газеты, журналы, разместятся на выставках, как подарки розданы друзьям и несколько из них украсят стены мастерской. Душа успокоиться, вернётся искренняя улыбка.
Пока всё происходило как задумылось. Анна стояла на пляже и фотографировала кафе. Несмотря на июль, пляж был почти пуст. Солнце предчувствовало закат и разгоралось ярче. Чайки что-то кричали морю, а оно сильнее набегало на камни и гальку, что бы услышать их.
Анна не любила закаты. Конец дня, умирание солнца, закат жизни. А теперь к нему прибавились слёзы расставания.
Сейчас девушка смотрела в объектив, выбирая удачный кадр, и мысленно ругала заказчика и себя. Заказчика за идею, себя за то, что никак не могла избавиться от детского страха, что смерть солнца уносит с собой что-то важное, и что уже не поймёшь.
Слева от неё свисала над водой скала, со множеством выступов, поросшая низкими раскидистыми соснами и синими колокольчиками. Вокруг скалы полукругом торчали зубастые скалы, грозили скале как разбойники, не давая уйти дальше в море.
Вода бросала солнечные нити на камни. Белая чайка села на один из выступов и стала кричать. Анна заметила это боковым зрением и сразу повернула камеру туда – удачный кадр! Но чайку на камне не то смыло волной, не то она сама слетела, и Анна увидела в объективе белую чашечку. Сильно удивившись, она подняла голову. На скале сидел человек в тёмной одежде, рядом стоял белый чайный сервиз. Он пил чай, то смотрел на озерцо света у морского горизонта, то на скалы у берега, и не интересовался людьми на пляже, ни чем-либо ещё.
Анна собрала треногу и пошла к скалам. Девушка поняла, что снимать больше не может – так выбил её из монотонной реки жизни этот тёмный человек в этом тёплом, золотом вечере у южного моря.
Анна пошла по камням в сторону камня, но тут волна шутливо кинулась к ней, чуть не сбив со скользких камней. Девушка подпрыгнула, чуть вскрикнув, укрывая свою камеру от брызг. Тут он посмотрел вниз (сидел он не очень высоко) и кивнул головой, приглашая гостью. Анна засомневалась, но он сказал:
- Если у вас найдётся шоколадка, я угощу чаем.
Голос его был грустный, но громкий и уверенный. Анна, всегда была смелая, решила, что бояться нечего и, поднявшись по ступенькам, она села рядом с хозяином этой скалы над морем. Солнце расписывало тонкими штрихами его кудрявые тёмные волосы, отражалось в больших серых глазах, трогало сильно загорелые руки. Одет он был в чёрную майку и черные шорты. Видимо жара его мало беспокоила.
- Меня зовут Евгений, - сказал он.
-Анна.
- Ты тут давно, но вечером я вижу тебя здесь в первый раз,- сказал Евгений и налил из чайника зелёный чай в чашечку, предложил гостье. Рядом с ним стояли небольшой японский заварник, термос с журавлём и два керамические чашечки без ручек.
- Я не люблю закат. Мне кажется, что завра я могу не проснуться. Да и неприятные вещи с ним связаны. Закат… Я не хочу, что бы так было, - в мыслях Анны возник смутный пугающий образ из детства, и туту же исчез.
- А я не люблю рассветы. Мне не хочется, что бы были они. Но разве мы остановим солнце? Я вижу, как ты каждый день проходишь мимо моего окна, что-то фотографируешь. Работа?
- Да. Но и для себя много снимаю. А почему ты не любишь рассветы?
- Хм… Это целый рассказ.
- Если хочешь, расскажи.
Евгений налил себе чая, отломил кусочек протянутой Анной шоколадки, и стал рассказывать.
- Вот по тем самым ступенькам, год назад, спускалась она. В тот момент пышно цвели магнолии. Мне нравится эти цветы, и я прозвал её в честь них. Магнолия была сильно похожа на испанку, может она ею и была, я не спрашивал. У неё были крупные скулы, резкие черты лица. Глаза, глаза тёмные, большие, взгляд выразительный, всегда какой-то скользящий. Чёрные волосы по пояс поднимались на ветру. Они чуть смягчали лицо. Когда она спускалась по ступенькам, её красно-желтое платье плотно обтягивало талию, а летящий подол немного закрывал колени. Я стоял тогда вон на том пирсе. Помню, я смотрел на море сквозь чёрные очки, сунув руки в карманы и расстегнув полностью рубашку. Причём стоял я босиком. Этакий мачо! Увидел эту девушку, снял очки и… Через час за белую ленточку её шляпки я продел красный цветок, сказал, что теперь стану называть её Магнолия. Ей понравилось это.
В самом начале вечернего сумрака мы стояли на белом ажурном мостике в парке. Она рассказывала о своей жизни, что приехала сюда с друзьями. Я тоже что-то говорил о своём городе, своих увлечениях. Тут я увидел, что наши слитые воедино отражения в воде дёрнулись и распались. Это стрелкой проплыла по ним серебристая рыбка.
Она уезжала через три дня.
Завтра в городе был объявлен праздник, и Магнолия пригласила меня в свою компанию. Помню, я надел чёрные брюки и красную рубашку. Лакированные туфли скрипели. Я чувствовал себя на высоте и не сомневался, что всё получиться так, как задумал. Встретились мы на малёнькой площади перед парком. Подруга Магнолии была полноватая крашеная блондинка. Короткие прямые волосы были до плеч, а в ушах висели большие серьги-кольца. Верхняя губка была тоненькая, нижняя толстенькая. На ней кокетливо сидело короткое платье леопардовой расцветки. Её чёрные остроносые туфельки частенько притопывали под весёлый хохот их хозяйки. Её жених оказался низкого роста, с аккуратной бородкой и в спортивном прогулочном костюме. Он был всё время в кепке, которую ни под каким предлогом не хотел снимать. Я быстро понял, что он центр компании. Куда идти и что делать решалось у него мгновенно, при этом он рассказывал бессчетное количество анекдотов. И был ещё один парень. Плотный, с короткими русыми волосами, постоянно улыбался. Но его узкие хитрые глаза постоянно следили за мной. Я увидел, что он постоянно ухаживает за Магнолией. Сразу стало ясно, что мы соперники. Не знаю отчего, но мне это даже понравилось. Я предчувствовал победу, и наличие противника делало её только прянее. Запомнил одну странность того вечера: отчего-то я чувствовал во рту вкус виноградного вина, хотя не пил его в тот вечер.
Через какое-то время я и Магнолия покинули её друзей, и ушли на берег моря. А над морем уже сияла ночь. Луна ещё не народилась, и небо было полно звёзд. Магнолия побрела по камням у самой воды, а я стоял и смотрел на небо. Вода и чёрное небо сливались, и казались частью огромного шара. Созвездия здесь висели совсем иначе, чем в моём северном городе. Большая Медведица была у самой воды, казалось, жадно пила из моря. Я, не торопясь, перевёл глаза на Магнолию. Ущербный яркий месяц провел тонкую полоску по правому краю её красного платья. Волосы волнами отлетали в сторону моря, сливались с бархатной ночью. В левой руке Магнолия за ремешки держала свои туфли. Одну ногу она чуть подняла, что бы переступить на следующий камень, но замерла. Тут я окликнул её. Она резко повернулась, волосы метнулись по той дуге, по которой обычно шла низкая луна. Я выпалил своё признание, стал звать за собой, обещать. Слова эти сидели взаперти несколько дней, и сейчас радостным рывком вырывались наружу. Магнолия слушала внимательно, и как я закончил, подбежала, стала молча смотреть мне в глаза.
- Завтра, скажу завтра, - наконец заговорила она, - я не знаю, что делать, что чувствую. Утром, возле того пирса. Я приду и скажу тебе.
Сказала и упорхнула в город, обратно в парк к друзьям. Я же остался у моря. Я смотрел на воду, на ненасытную Большую медведицу, которая опустилась ещё ниже, и перед глазами стояли волнистые волосы, босые ступни Магнолии и её быстрый взгляд. Я чувствовал, что она выбирает между мной и тем другом. Но я торжествовал… Я предвкушал победу, и ждал утра с твёрдой уверенностью в своей победе.
В какой-то момент послышался шум вёсел и разговор. Это плыла по морю лодка. В ней я увидел Магнолию и её друга. Они видимо считали, что из-за шума вёсел их не слышно, и поэтому говорили громко. Правда почти все слова уносил от земли поднявшийся ветер, но по обрывкам было ясно, что утром я и Магнолия уедем вместе. Лодка скрылась за скалой, растаяла в чёрной зыби воды. Я вернулся домой, сон отчего-то сильно сморил меня.
Но на рассвете я проснулся раньше будильника, оделся и побежал к морю. Утро, тихое морское утро. Оно принесло мне солнце, тихий плеск прибоя и пару досок от разбитой лодки. Когда я выбегал из дома, хозяйка сказала, что ночью был короткий шторм. Я стоял и шептал, глядя на небо над морем: «Вернись, вернись, вернись! Уезжай с кем хочешь! Выплывай, ну же…» Что я помню ещё из этого утра? Похоронный крик чайки и кусочек из новостей по радио: «Сегодня ночью у побережья Чёрного моря был кратковременный шторм. Погибло два человека». В забытьи я поднялся тогда на смотровую площадку перед монастырём, сел на каменное ограждение, и стал смотреть на небо. Ранним утром много облаков. Они разошлись, и свет струился на воду. Я тогда решил, что Магнолия хочет сказать этим, что бы я не тосковал и успокоился.
Вот по этому я и не люблю рассветы.
Анна молчала весь рассказ, молчала и сейчас. Собственная трагедия казалась ей ничтожным всхлипом. Вдруг она встала:
- Знаешь, тут замечательные конные прогулки.
Утром Анна пришла на пляж с фотоаппаратом. Но кадр сделала только один. Очень близко к волнам стоял Евгений, в тех же чёрных шортах и зелёной футболке, и смотрел в сторону солнца, чуть-чуть щурясь. Они поздоровались, и Евгений сказал:
- Здесь отличные места для конных прогулок. Предлагаю взять экскурсию на весь день.
- Возьмём! – согласилась Анна
Домой они уехали в одном купе поезда. Оказалось, они живут в одном городе.

Октябрь 2008