Она его любит безумно. И любит уже давно. Любовь трудно поддаётся расшифровке. Можно даже сказать, что никто в этом не преуспел. Этот же джентльмен решил расшифровать любовь безумную, уж больно многие стали её обладателями.
За что он взялся в самом начале? Он впустил её внутрь. Со всей её любовью. Это оказалось непросто, потому что, как водится, в начале всего, или после всего, то есть смотря кого брать, в начале оказался секс. Почему он там оказался, трудно сказать. Думаю, в силу его страшной притягательности. Но почему же оказалось непросто? У неё секс был всё-таки ближе, у неё любовь давняя, и так или иначе, он там должен был оказаться. У него же была более, так скажем, общая любовь к женщине. В очень хорошем смысле. Но ″единственность″ им не была ещё познана. И вот, то ли по этой причине, то ли по многим причинам, он оказался столь близко к сей долгой и безумной любви, что граница критического приближения рухнула, а там уже… страшно подумать. Но раз он решил-таки расшифровывать, то что отказывать в столь благородном деле. Хоть и грубо говорить ″расшифровывать″, тем более, что вдруг это не понравится самой обладательнице дара безумной любви. Но, думаю, понравится искренность. Да и она пусть войдёт в непростое его положение, ведь любовь должна обладать качеством взаимопонимания. Но должна ли безумная? Как знать, а сомнения есть. Но это ведь не смертельно, не входить в положение другого, за сим ярким светом любви. Это придёт. Он-то знает об этом. И ей передаст. А пока, всё ж, оказалось непросто пустить человека внутрь. Любовь ведь не разжечь даже и таким сильным огнём, как секс. Да и сам секс, при встрече двух разных людей, вспыхивает далеко не сразу. Почему же? Теперь видно несколько разных причин. Вкус, вибрации, предостережение (заметьте, не предохранение только) и ум. Ничего не упустили? А то тогда уже не расшифровка получается. И это всё перед ним выстроилось. Дальше? Дальше он решил идти по этой дороге. И некоторые из этих причин убрал (убрали). Другие же оставались ещё долгое время. Но, так или иначе, приснился сон, где они вместе вошли в прохладный, стремительный чистый поток, и купались в нём, и было им приятно. После сна секс стал лёгким, свободным и желанным. Разнообразным и бурным – это потом. Так состоялось ″впустить в себя″, так посыпались уроки да опыт. В том числе и очень тяжёлые. Не всё же знает человек.
Первое, непредвиденное, что оказалось у него внутри, это она вся. А у неё был шлейф прежней путаной жизни со многими настойчивыми участниками в этой её жизни. И шлейф оказался у него, внутри. Это, конечно, ещё ничего, ведь человек он не слабый, слабые не лезут так глубоко, переварил бы содержание любимой. Но жизнь утяжелила сей груз отнятием у него силы стоять и ходить. Как? Покосилась в его голове мечта. Но и покосили. В том числе и сама любимая. И было это первое столкновение, с оказавшимся не таким уж простым непониманием. А потому, первый шифр состоял из следующих знаков: ослеплённость.
Он оказался в больнице. И оставалось только приплести к этому укус вовремя его домашнего своенравного кота. По всей руке протянулась красная полоса, а зашедший её бывший муж, участник её жизни, сказал, ты сходи в больницу, у меня было такое, это не шутки. И точно, положили сразу, хотя я ничего больного и не чувствовал. Только внутри, знал: покосилась мечта... Шутки друзей разряжали атмосферу: «Что там с тобой, говорят, по возвращении домой пешим ходом, тебя покусала стая бешеных котов?» А когда он теми же словами сказал хорошей знакомой о своём местопребывании, да добавил ещё, что так и так, покусали бешеные коты, и вынужден скрываться в гинекологии, то она решила в пользу временного помешательства. Неправдой были лишь коты, так как отделение хирургии на время находилось в отделении гинекологии.
«Я очень хорошо его помню в это его время. Я помню его во дворе больницы, на скамейке, одного, оголённого до предпоследней причины в сердце, сидящего задумчиво, и согнутого в спине. Он сидел так, а сам весь был, будто погас, и носился мыслями в разных местах, но возвращался, и был один. Ведь никто, из всех присутствующих на этих листах, не знал, в чём дело. А это был один из самых «Трудных участков» его жизни, и выбрался он оттуда один. Ему тогда была необходима информация многая, и хотел он даже выкрасть её. Любимая, имея часть информации, оказалась на этот счёт непомерно скупа. И он принял игру как есть, и знал это. И взял силы, где они были для него. А их было много вокруг». Так закончился и этот период с неотвратимым шифром: «Жестокость».
Период закончился, он вышел из больницы раньше времени, у него было много дел. По отношению к любви. К той и к иной. Очередное, что он вычленил из той любви, было сознательное нежелание встать на место другого и приятие только своего важного, вобщем-то, сказать, эгоизм. Он долго бился над этим шифром, до тех пор, пока его не осенило: всё это не только его одного работа, но и её. И часть задач ушла к ней. Вернее, эта часть уже висела над ней, но он брал её всю себе. А теперь отпустил, и она со всей неотвратимостью оказалась в сути человека: решай! Ему стало чуть легче. А ей? Но это и её, и это не обсуждается. Каждому своё, хоть и оберегал он эту женщину нежно, потому что у него для неё тоже много чего было.
Дальше – больше. И дальше - в лес, а больше - дров. Это тоже надо отметить. Человек много чего хочет испытать. В том числе беспечность и легкомыслие. Лес – глухая страна. В ней без ориентира не выжить. А тут был «стрелок единственного выстрела». Но он вспомнил ориентир. Он тоже относился к любви. Иной. Вспомнил и пошёл увереннее. Но с памятью случались пробелы, ибо ″не отыскал в себе человек силу, что движет человеком″. Пробелы восполнялись снами. И ей, и ему. И как неотвратимость. А это ещё труднее превозмочь: выбор лучшего будущего, когда худшее – вот оно! И выстрел вот-вот…
Что же с последующим шифром? Он пошёл другим путём к пониманию этого сложного чувства безумной любви. Он пошёл направленнее не к чувству, а к человеку, он пошёл к ней всей. В чём разница? Во многом. Он предположил: как Небо хочет и может устроить? И стал слушать эту часть Его. А в свете этого, в ней, смотрел в душу этой непростой женщины. И что же это дало? После долгого периода нелёгкой борьбы, они пошли более менее ровно, и было средь многого произошедшего конечно же и хорошее. Да, а выстрел? А выстрел всё же прогремел. Седые волосы – лишь лёгкий испуг. «У виска пролетела пуля. Она вращалась вокруг своей оси… Полюс обозначен, но видно не всем».
Ну, и что же он может теперь сказать о любви, той и иной? Он ещё не всё узнал, что хотел. Но спросите его об этом сами.

22. 10. 2007г.

Понравилось?

Проголосовало: 1 чел.