Главная / / Репка
Репка
Репка
Короче была вот еще какая история.
Жил, значит, жил, да был дед один. Ничего так дед жил, неплохо, грибочками приторговывал, лапти плел, и прочей ересью не гнушался, но вот вздумал однажды этот пень посадить репку.
Вздумал, да и посадил.
И, ведь нет, репка небыл уголовником, и даже небыл каким другим засранцем, и дедка не закладывал его доблестным силам правопорядка, а был репка обычной репкой, и посадил его дед в землю, и не просто в землю, а на огороде.
И начал вдруг репка расти, да не по дням, а по часам.
Вот выходит однажды дедка во двор, почесывает трехдневную небритость, и мягко говоря охреневает. Ну ясно, что он куда глубже, чем охреневает, но он же был в прошлом добропорядочным гражданином, на войне воевал, партизаном был, детишек любил, в самом лучшем смысле этого слова, оттого и умеет держать себя в руках.
Но тут и ох%еть можно было, безо всяких зазрений совести, ибо вырос репка бо-о-ольшим, пребо-о-ольшим. На пол огорода минимум, а то и на всю треть. Взглядом не объять, умом не впихнуть.
"Ну, чтож" - думает дедка, - "Раз такие помидоры, надо драть...".
Подошел он значит к репке, тя-я-янет потянет. Вытянуть не может. Тя-я-янет потянет, а вытянуть не может. Хрен вам одним словом.
Но дедка не струхнул, он-то помнил, что где-то в закромах родины еще должна находиться бабка. Позвал он бабку, диким, невоспроизводимым воплем брачующегося оленя, почему-то сильно похожим на: "Ё-ё-ёоо-ооптва-а-аа-аймаа-аа-а-а-ать", и бабунок, конечно же ворчя, конечно же посылая на, в, к, и еще дальше этого старого маразматика, но, конечно же вышла из хаты, а то мало ли.
Бабка, охреневала недолго, уж она-то только завидев репку, вцепилась, и ке-е-ек давай тянуть, аж дым из ушей валит, дедка еле успел отскочить.
Тянут они вдвоём потянут - вытянуть не могут. Тя-я-янут, потянут, нет, хрен бы что - не вытягивается. А репка тока ржет, собака такая, так и охото пнуть пнём за это.
Тут дедку осенило, что где-то в сенях, после вчерашней дистеки, должна валяться внучка. Ну, взглянув на солнышко, высо-о-око уж поднявшееся над деревней, решает дедок- "Нихей, хвать дрыхнуть шалава", и с этими мыслями кидает один лапоть в сено. Ой, всмысле в сени. Внучка, значит, услышав такие нэхорошие дедовские мысли, подумала: "Ё-ёп, хвать орать, голова раскалывается, пескотряхи древние", но поздно, и ее мозг прошибает спросонья, и с перепонья. Вообщем вышла внучка, глядит эти олдотрясы уже стоят закалачивают без нее, внучка таких состояний дел выдержать не могла, ведь она-то свободная внучка, без всяких там тупых принципов, и оттого подбежав к репке, тоже начала тянуть.
Тя-я-янут они втроем, тя-янут, а вытянуть не могут. Тя-я-янут, потянут, а вытянуть не могут. Обломы сплошные, что за жизнь?!
Тут к ним подбегает жучка. Подбегает, значит, и говорит:
- Гав-Гав.
Но дедка с бабкой и внучкой были же правельными людьми, законов не нарушали, по ночам не буянили, топорами чаще трех раз в неделю в друг друга не бросались, и оттого они прекрасно поняли, что Жучка тоже непрочь потянуть.
Тя-я-янут они вчетвером, тя-я-янут, Жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тя-я-янут потянут - вытянуть не могут.
Внучка уже возмущаться начала, что Жучка, собака такая женского рода, ей все калготки изорвет, а то взяла моду за жопу кусать, когда тянет, ну это же сверх безобразия.
Но тут прибежала Кошка.
Кошка всегда была примерителем в семье, оттого и имя носила такое космополитское, без всяких вытрепонов. Кошка по имени Кошка, и она осознавала, что это звучит гордо.
И вот сейчас, завидев, что эти редиски околорепочные перегрызут друг друга, Кошка решила вмешаться. Хоть она и не любила тянуть, а еще меньше она любила репку, но ежедневный Вискас в миске дороже каких-либо дипломатических предкновений. Вообщем прибежала Кошка, и тоже так, буд-то случайно мимо проходя вякнула:
- Мяв...
Ну внучка с Жучкой сразу поняли, что были обе не правы, ножками расшаркались, лапы-руки волосато-нафенечные пожали, и привлекли Кошку тоже тянуть.
Тя-я-янут они впятером, Кошка за Жучку, Жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тя-я-янут потянут, нет не вытягивается, хоть ты тресни. Репка уже вовсю ржет, дедка даже злится начал, да и вообще уже и Кошкины "Мяв" не помогают, того и гляди опять дедка за бердянку, бабка за дедкину шею, внучка за электрошокер, что в сумочке, Жучка за задницу внучкину, а Кошка за видеокамеру возмется, - может хоть в "Сам Себе Режисере" приз какой-нить получить удасться, но тут все замерли, ибо со спины услышали давно забытый, но столь знакомый скрип, хруст и шамканье, что так и обмерли на месте. Даже репка заткнулся.
"Опаньки" - хором подумали они, "Похоже Мыша вернулась...".
И правда протерев гляделки, увидели они, что из под избы вылазит одна старая дрянь, Мышей звали.
А Мыша была та еще сволочь, зеленая, как сам Трындец, глазастая, как сам Штырлиц, и нахальная, как сам Медвед. Было дело прогнали они Мышу, с огромным трудом прогнали, с нечеловеческими усилиями. Вообщем заказали её самому попу Елисею, местному киллеру, по совместительству в церквушке служивому. Пришел тогда Елисей, как сейчас помню - в полной экипировке- ряс-палатка цвета хаки, на поясе связка свечек, на груди, в двух портупеях- два крупнокалиберных кадила, на плече сума с боезапасом ладона, на пальцах когти, как у Фреди Крюгера, правда из бумаги зделанные, должно быть из книжек своих святописных надрал, так вот пришел он тогда к дедке с бабкой, да как начал Мышу изгонять. Долго изгонял, почти неделю, невесть что там творил, по деревне таки-ие слухи уже начали ходить, что оой, мама не горюй, бабка с дедкой всё это время прожили у свата, свина такого, тот за неделю даже потянуть ни разу не дал.
Вообщем в итоге пришли дедка с бабкою домой, не выдержали, нашли там киллера Елисея, попа по совместительству, тот лежал в погребе в засаде - на лице камуфляжные полоски сажи, взгляд бегающий, безумный, в руках два сельдирея, оба крупнокалиберных кадила бесследно пропали, в доме бардак, разгром и вообще черте-че, но Мыши словно и след простыл. И хотя дед не нашел десяти литров своей заначки, Елисею выплатили все, что было обещано, и отправили его назад, к себе, в кресты.
И тут, понимаешь, опять эта зеленая, наглая Мыша.
- Так, - громогласно проорала Мыша, - Хватит тут хренотенью маяться, - и с этими словами эта зеленая бестия подкатывает на своем велосипедике к репке, и зжирает за один гак это чудо аграномо-огородной силлекции.
Более не говоря ни слова, Мыша закидывает велосипедик на хрептину, и молча бредет в освояси. Её пошатывает от сожранного, ей хреново, но стоять и смотреть на тех пятерых обдолбышей у неё небыло никакого настроения.
А дед с бабкой, внучкой, Жучкой и Кошкой действительно стоят и потихоньку отдирают челюсти от пола. Проводив наглую Мышу взглядом, дедка крякнул, посмотрел на бабку, внучку, Жучку и Кошку, и сказал:
- Ну и хрен, с ним. - с этими словами он забил новый косячек, который вытянулся на удивление быстро. Все последовали его примеру и пошли обратно в хату.
Короче была вот еще какая история.
Жил, значит, жил, да был дед один. Ничего так дед жил, неплохо, грибочками приторговывал, лапти плел, и прочей ересью не гнушался, но вот вздумал однажды этот пень посадить репку.
Вздумал, да и посадил.
И, ведь нет, репка небыл уголовником, и даже небыл каким другим засранцем, и дедка не закладывал его доблестным силам правопорядка, а был репка обычной репкой, и посадил его дед в землю, и не просто в землю, а на огороде.
И начал вдруг репка расти, да не по дням, а по часам.
Вот выходит однажды дедка во двор, почесывает трехдневную небритость, и мягко говоря охреневает. Ну ясно, что он куда глубже, чем охреневает, но он же был в прошлом добропорядочным гражданином, на войне воевал, партизаном был, детишек любил, в самом лучшем смысле этого слова, оттого и умеет держать себя в руках.
Но тут и ох%еть можно было, безо всяких зазрений совести, ибо вырос репка бо-о-ольшим, пребо-о-ольшим. На пол огорода минимум, а то и на всю треть. Взглядом не объять, умом не впихнуть.
"Ну, чтож" - думает дедка, - "Раз такие помидоры, надо драть...".
Подошел он значит к репке, тя-я-янет потянет. Вытянуть не может. Тя-я-янет потянет, а вытянуть не может. Хрен вам одним словом.
Но дедка не струхнул, он-то помнил, что где-то в закромах родины еще должна находиться бабка. Позвал он бабку, диким, невоспроизводимым воплем брачующегося оленя, почему-то сильно похожим на: "Ё-ё-ёоо-ооптва-а-аа-аймаа-аа-а-а-ать", и бабунок, конечно же ворчя, конечно же посылая на, в, к, и еще дальше этого старого маразматика, но, конечно же вышла из хаты, а то мало ли.
Бабка, охреневала недолго, уж она-то только завидев репку, вцепилась, и ке-е-ек давай тянуть, аж дым из ушей валит, дедка еле успел отскочить.
Тянут они вдвоём потянут - вытянуть не могут. Тя-я-янут, потянут, нет, хрен бы что - не вытягивается. А репка тока ржет, собака такая, так и охото пнуть пнём за это.
Тут дедку осенило, что где-то в сенях, после вчерашней дистеки, должна валяться внучка. Ну, взглянув на солнышко, высо-о-око уж поднявшееся над деревней, решает дедок- "Нихей, хвать дрыхнуть шалава", и с этими мыслями кидает один лапоть в сено. Ой, всмысле в сени. Внучка, значит, услышав такие нэхорошие дедовские мысли, подумала: "Ё-ёп, хвать орать, голова раскалывается, пескотряхи древние", но поздно, и ее мозг прошибает спросонья, и с перепонья. Вообщем вышла внучка, глядит эти олдотрясы уже стоят закалачивают без нее, внучка таких состояний дел выдержать не могла, ведь она-то свободная внучка, без всяких там тупых принципов, и оттого подбежав к репке, тоже начала тянуть.
Тя-я-янут они втроем, тя-янут, а вытянуть не могут. Тя-я-янут, потянут, а вытянуть не могут. Обломы сплошные, что за жизнь?!
Тут к ним подбегает жучка. Подбегает, значит, и говорит:
- Гав-Гав.
Но дедка с бабкой и внучкой были же правельными людьми, законов не нарушали, по ночам не буянили, топорами чаще трех раз в неделю в друг друга не бросались, и оттого они прекрасно поняли, что Жучка тоже непрочь потянуть.
Тя-я-янут они вчетвером, тя-я-янут, Жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тя-я-янут потянут - вытянуть не могут.
Внучка уже возмущаться начала, что Жучка, собака такая женского рода, ей все калготки изорвет, а то взяла моду за жопу кусать, когда тянет, ну это же сверх безобразия.
Но тут прибежала Кошка.
Кошка всегда была примерителем в семье, оттого и имя носила такое космополитское, без всяких вытрепонов. Кошка по имени Кошка, и она осознавала, что это звучит гордо.
И вот сейчас, завидев, что эти редиски околорепочные перегрызут друг друга, Кошка решила вмешаться. Хоть она и не любила тянуть, а еще меньше она любила репку, но ежедневный Вискас в миске дороже каких-либо дипломатических предкновений. Вообщем прибежала Кошка, и тоже так, буд-то случайно мимо проходя вякнула:
- Мяв...
Ну внучка с Жучкой сразу поняли, что были обе не правы, ножками расшаркались, лапы-руки волосато-нафенечные пожали, и привлекли Кошку тоже тянуть.
Тя-я-янут они впятером, Кошка за Жучку, Жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тя-я-янут потянут, нет не вытягивается, хоть ты тресни. Репка уже вовсю ржет, дедка даже злится начал, да и вообще уже и Кошкины "Мяв" не помогают, того и гляди опять дедка за бердянку, бабка за дедкину шею, внучка за электрошокер, что в сумочке, Жучка за задницу внучкину, а Кошка за видеокамеру возмется, - может хоть в "Сам Себе Режисере" приз какой-нить получить удасться, но тут все замерли, ибо со спины услышали давно забытый, но столь знакомый скрип, хруст и шамканье, что так и обмерли на месте. Даже репка заткнулся.
"Опаньки" - хором подумали они, "Похоже Мыша вернулась...".
И правда протерев гляделки, увидели они, что из под избы вылазит одна старая дрянь, Мышей звали.
А Мыша была та еще сволочь, зеленая, как сам Трындец, глазастая, как сам Штырлиц, и нахальная, как сам Медвед. Было дело прогнали они Мышу, с огромным трудом прогнали, с нечеловеческими усилиями. Вообщем заказали её самому попу Елисею, местному киллеру, по совместительству в церквушке служивому. Пришел тогда Елисей, как сейчас помню - в полной экипировке- ряс-палатка цвета хаки, на поясе связка свечек, на груди, в двух портупеях- два крупнокалиберных кадила, на плече сума с боезапасом ладона, на пальцах когти, как у Фреди Крюгера, правда из бумаги зделанные, должно быть из книжек своих святописных надрал, так вот пришел он тогда к дедке с бабкой, да как начал Мышу изгонять. Долго изгонял, почти неделю, невесть что там творил, по деревне таки-ие слухи уже начали ходить, что оой, мама не горюй, бабка с дедкой всё это время прожили у свата, свина такого, тот за неделю даже потянуть ни разу не дал.
Вообщем в итоге пришли дедка с бабкою домой, не выдержали, нашли там киллера Елисея, попа по совместительству, тот лежал в погребе в засаде - на лице камуфляжные полоски сажи, взгляд бегающий, безумный, в руках два сельдирея, оба крупнокалиберных кадила бесследно пропали, в доме бардак, разгром и вообще черте-че, но Мыши словно и след простыл. И хотя дед не нашел десяти литров своей заначки, Елисею выплатили все, что было обещано, и отправили его назад, к себе, в кресты.
И тут, понимаешь, опять эта зеленая, наглая Мыша.
- Так, - громогласно проорала Мыша, - Хватит тут хренотенью маяться, - и с этими словами эта зеленая бестия подкатывает на своем велосипедике к репке, и зжирает за один гак это чудо аграномо-огородной силлекции.
Более не говоря ни слова, Мыша закидывает велосипедик на хрептину, и молча бредет в освояси. Её пошатывает от сожранного, ей хреново, но стоять и смотреть на тех пятерых обдолбышей у неё небыло никакого настроения.
А дед с бабкой, внучкой, Жучкой и Кошкой действительно стоят и потихоньку отдирают челюсти от пола. Проводив наглую Мышу взглядом, дедка крякнул, посмотрел на бабку, внучку, Жучку и Кошку, и сказал:
- Ну и хрен, с ним. - с этими словами он забил новый косячек, который вытянулся на удивление быстро. Все последовали его примеру и пошли обратно в хату.