Нет на тебя управы
Твое печальное право —
Оставить любимых сзади…
(БГ)


Сны Катерины Павловны

Я ждала момента, когда Яна закроет наконец за собой входную дверь, но она все крутилась перед зеркалом в коридоре, причесывалась уже минут пятнадцать и прикусывала губы – она их никогда не красила, а только кусала и обсасывала, чтоб придать цвет.
Мы не разговаривали уже третий день. Это довольно неудобно, когда вместе снимаешь квартиру – так или иначе, но многие бытовые вопросы просто приходится обсуждать. Я старалась вообще не сталкиваться с Яной, поэтому в ожидании ее ухода сидела в своей комнате и вышивала. Точнее притворялась, что вышиваю, искоса наблюдая за своей соседкой.
Она меня раздражала. Всем!!! Своим вечным маниакальным смехом, нелепыми шутками, фиолетовыми колготками… И еще меня бесило ее лицо, которое постоянно что-то выражало. Неважно, радость ли, удивление, заинтересованность, недовольство или еще какое чувство. Яна всегда испытывала какую-нибудь эмоцию и кроме того непременно демонстрировала ее окружающим. Или просто пустоте.
Сейчас на ней была гримаса нежности, если можно так выразиться. Едва улыбаясь, Яна буквально гладила взглядом свое отражение.
Она собиралась в библиотеку!!!
Всего лишь в библиотеку. Если б мы разговаривали, я бы обязательно сказала:
— Ты не устала причесываться? Дорогая, да как твои космы ни причесывай, все равно на ведьму будешь похожа, тут даже persona lub не поможет! И чего ради ты фиолетовые колготки нацепила7 Как дура же выглядишь. И губы ты зря кусаешь, такое уродство ничто не спасет – губ-то и не видно почти… И вообще рот у тебя маленький, неприметный, и глаза нездоровым блеском отличаются, и нос курносый, и задница огромная…

— Котик, я побежала!
Это она Андрею сказала. Живет у нас уже который месяц. Когда мы только собирались квартиру снимать, обо всяких мужиках в комнатах речи не велось, а потом возник он вдруг в ее жизни совершенно неожиданно для меня. На все мое недовольство Яна отвечала одно: «Тебе никто не мешает делать тоже самое». Я долго думала, жаловаться ли хозяйке квартиры или это некрасиво. А когда все-таки пожаловалась, выяснилось, что та уже давно в курсе событий. Мало того, за квартиру платит Андрей, а вовсе не Янка.

— Кать, тебе нужно что-нибудь?
Я аж вздрогнула. Давно не слышала, как эти самообкусанные уста произносят мое имя.
Промолчала. Любой Янкин жест – это демонстрация. В данный момент она демонстрирует своему парню, что доброжелательно ко мне настроена и хотела бы примирения, а я, мерзавка, как всегда все порчу.
—Ну ладно.Я в магазин потом заскочу.
—Зачем? – раздался голос из комнаты.
—Бананов куплю. В них много калия и эротики. Скоро приду. – Яна рассмеялась, чмокнула Андрея и дверь за ней закрылась. Наконец-то.

Андрей выждал пару минут и зашел ко мне.
—Вышиваешь?
—Я думаю, это оригинальнее, чем фиолетовые колготки и показушный подростковый смех.
Он засмеялся.
Я смотрела на него пустыми глазами. Этот мальчик был похож на девочку – длинные светлые волосы, густые реснички, обманчиво-добрый взгляд, тонкие длинные пальцы с наманикюринными ноготками. Выбрав его, Яна самовыразилась по полной!
—Боже, Андрюха, годы идут, а ты не меняешься! Я ничего смешного не сказала.
—Зато ты на себя не похожа. Кто бы мог подумать, что Катя, Катя Моисеева – королева вечеринок и психиатрических клиник првратиться вот в это…
— Давай не будем, ты вызываешь у меня гораздо более нездоровые ассоциации. Я до сих пор не верю, что оно так получилось.
— Ты имеешь ввиду эти смерти тогда?
— Я имею ввиду, что мы стали жить вместе. Как тебя угораздило начать встречаться с Яной?
— Она яркая, сексуальная, с ней легко и весело. Янка интересная, красивая… Ты тоже когда-то была такой…
Да, когда-то мои волосы светились малиновой кислотностью, а лица было не разглядеть из-за сплошной пропирсингованности… Вот видимо что его привлекает! Как сорока на блестяшки…
— Яна предсказуемая, – сказала я.
— Да что ты говоришь? – Андрей рассмеялся. Они с Яной любили смеяться по поводу и без. Им слов не хватало – паузы в разговоре заполнялись смехом.
Я подошла к окну, отвернувшись от Андрея. Тяжело находиться рядом.
— Да, предсказуемая. Сейчас она принесет каких-нибудь книг про йогу или про то как танцевать фламенко! Читать их не будет, но обязательно возьмет с собой на работу, положит на видное место и станет отвечать на вопросы коллег: «Да, это моя книга, я увлекаюсь йогой, знаете ли…»
— Чушь какая-то!
— Ха… Встречаешься с ней месяцы, а откровенных вещей не замечаешь!
— Зато в тебе замечаю.
Андрей развернул меня к себе, я просверливала взглядом его высокий лоб.
— Катя. Надо забыть, понимаешь? Со стороны это выглядит как зависть! Яна думает, что ты бесишься из-за наших с ней отношений, что ты одинока и все такое. Ей же не расскажешь… Надо забыть все что было. Кать, раз уж так получилось, что мы встретились снова…
Его взгляд был сильнее, я начала смотреть вниз.
— Раз уж так получилось? Твоих же рук дело! Зачем ты появился тут? Что тебе дома не сиделось? В другом месте не мог комнату снять? Так получилось! Когда мы встречались, я тоже была виновата во всяких ссорах! Всегда я или «так получилось»! Ты же всегда был не при чем!
— Тише… Тише… Кто-нибудь услышит…


***
После таких разговоров – когда я на пределе, а собеседнику на все пофиг, когда мне затыкают рот и не дают сказать то, что так долго копилось – не хватает воздуха.
Как же так случилось, что Яна встретилась с Андреем, что мы живем в одной квартире? Какая злая шутка!
Я смотрела на себя в зеркало – и не видела. На меня глядело некое чужое отражение. Даже не другой человек, а отражение другого человека. Бледное как смерть лицо, длинные черные волосы, выпирающие скулы… Девушка из колодца. Будто девушка из колодца… Я закрыла глаза, но была уверена, что отражение все еще глядит на меня. Какою оно меня видит? Кто я? Боже.
Я задыхалась. Опустилась на колени и приблизилась лицом к зеркалу. Между мной и стеклом было не более двух сантиметров. Глаза погружались в мозг – темные наглые глаза…
Глаза Алисы, заблудившейся в Зазеркалье на тысячелетия, обозленной и отчаянной. Это отчаянье не удастся скрыть ничем. Уже.
Как Яна не может скрыть страх за напускным весельем… так и эти глаза (мои?) не скроют отчаянье за маской равнодушия.
Неожиданно тень промелькнула между мной и отражением, и что-то черное отклеилось от зеркала… Уже не мое, уже не то, уже нечто совсем иное..
Я заорала и отшатнулась… Секунда тишины и снова мой вопль! Я не могла остановиться, сама же зажимала руками рот, но сила звука отталкивала ладони от.
Эта фигура в зеркале грозила вот-вот вылезти из зеркала, а глаза мои грозились вылезти из орбит…
Дызание…
Дыхание…
Где?
Мне не хватало дыхания.
Помню руки в холодном липком поту на губах и кривящуюся гримасу перед собой…

А потом Андрей рассказывал Яне, что мне стало плохо.
—Давление, наверное… — Сказала она.
Хорошо, что не засмеялась.

***
К счастью, Яна не успела услышать, как я кричала. (О, как же я кричала, до сих пор чувствую напряжение в горле). К счастью для нее, так как для Яны я – банальная флегматичка, зануда и даже, как выяснилось, завистница. А поорать воплем ужаса, глядя в зеркало – это так неожиданно, так эксцентрично! Янка бы расстроилась, что не она это придумала…
Между прочим, еще неизвестно, кто из нас более эмоционален. Яна, конечно, очень бурно и ярко выражает свои чувства, а испытывает ли хоть какие-нибудь – большой вопрос.

***
немного солнца в холодном сердце
чтобы растаять. или согреться

Андрей прекрасно понимал, чье лицо я видела в зеркале. Раньше оно являлось мне очень часто. Думала, что это позади, но, видимо, все только начинается…

Надо выбросить. Как мусор выбросить прошлое.

Жизнь просрочена
Жизнь испорчена
Чувствуешь, вонью несет?
Так вынеси вон и все.

От заботливо принесенного Андреем корвалола меня расслабило, и я начала медленно засыпать…
Мне нужно съехать из этой квартиры, завтра же начну поиски нового жилья.

Я спала, а Яна держала меня за руку. Я чувствовала сквозь сон ее теплую ладонь, но недоумевала: откуда этот припадок нежности по отношению ко мне?
С усилием открыла глаза и застыла в ужасе:
Она сидела на краешке кровати, ласково улыбаясь и смотрела мне в глаза невозможным мертвым взглядом. Пустым как после ядерного взрыва…
И ЭТО БЫЛА НЕ ЯНА!

Легче было бы умереть, чем увидеть ЕЕ!
Выдернув руку, я пыталась закричать, пыталась обхватить голову коленями и не видеть…
Я ничего не могла, только беззвучно открывала рот, пытаясь вдохнуть и издавая при этом мерзкий стон.
Стон становился все более громким, пока не достиг предела, перейдя в настоящий иноземный, потусторонний вопль. Не понятно было – это я так кричу? Крик был нечеловеческий…

—Катя…, – я почувствовала легкие удары по лицу, – Катя, это я – Яна… Очнись, пожалуйста! Это же я!
Меня трясло.
— Нет, милая, ты не Яна! Ты – оборотень! Я узнала… Я узнала тебя! Маша…
Последнее имя я буквально прошипела.
—О Господи! Андрей, что, что, что с ней?
—У тебя такие же глаза…, – я засмеялась, меня не прекращало трясти, – Я тебя убью!!!
Чьи-то руки, росшие из моих плечей потянулись вперед и розовые наманикюренные ногти впились в мягкое лицо существа, сидевшего рядом со мной.
Существо взъерошилось и завизжало.
Удар по лицу! Еще один!
—Очнись, дрянь! Что ты творишь?
—Андрей, вызови скорую!
Кто-то держал мои руки за спиной, я тщетно пыталась вырваться.
—Да это просто царапины, Яна.
—Для нее скорую! Психичку вызови!!!
—Яна, выйди!!!
—Что?
Их крики были прямыми ударами в мозг и не было возможности увернуться.
—У меня лицо в крови! Из-за этой…
—Иди, умойся, я поговорю с ней.
—О чем??? Она же не в себе!!! Вызови врачей!
—Яна!
—Я сама вызову!
—Нет!!!

Шум постепенно отодвигался в сторону коридора..
О Боже…
Я посмотрела на руки – они были в крови.
Я перевернула ладони — кровь.
Я перевернула ладони — кровь.
Я перевернула — кровь!
Перевернула — кровь!!!

—Анд-д-дрей, у меня к-кровь…
Яна нажимала телефонные кнопки, а по щекам ее текла та же кровь, прямо на шею и ниже. Телефонная трубка была испачкана багровым.
Я не хотела верить, что это я всему причина.
—Анд-д-дрей…
—Да? – он выхватил у Яны телефон. Они почти дрались, а мне было так плохо…
Я предпочла снова потерять сознание, чем наблюдать за всем этим. Кроме всего прочего, во время схватки Яна зацепилась за тумбочку фиолетовыми ногами и порвала свои любимые колготки, что окончательно вывело ее из себя и кричала она не тише моего, хотя и не так изощренно, а матом.
Не, не, не — не хочу смотреть, В обморок! Срочно в обморок!

***
Яны не было.
Эта неженка побежала плакаться к какой-то подружке, просила Андрея не ждать ночевать и ушла, предварительно намазав щеки перекисью водорода и заклеив бактерицидным пластырем.
Если бы я ее укусила, Янка бы несомненно не поленилась сделать сорок уколов против бешенства!

Мы сидели на подоконнике у открытого окна и пили некие дешевые вишнево-спиртовые коктейли.
Уже с полчаса Андрей грозился меня убить в случае еще одного всплеска безумия:
—Ты же сумасшедшая! Ты ее покалечить могла.
—Я видела эту девочку! Ви-де-ла! Два раза за один день – сначала в зеркале, затем на кровати.
—Это Яна сидела на кровати!
—Значит Яна превратилась в нее, не знаю! Я видела, понимаешь?
—Катерина, ты шизанулась! Бред каой-то несешь.
Я молчала и выковыривала из под ногтей остатки Яниной кожи.
—Ты так вцепилась в нее, такою хищницей… Меня аж возбудило!
Андрей поставил банку на подоконник и освободившейся рукой мягко обнял меня.
—Козел ты! – я усмехнулась.
—У тебя так сердце бьется. Нервничаешь?
Долбаный мальчик-девочка, много думающее о себе существо!
Встав с подоконника я большим глотком допила коктейль.
—Иди ты. Я сегодня чуть с ума не сошла, а ты говоришь – сердце бьется. Это хорошо, что бьется! Я твоей девушке лицо испортила, при чем похоже, что надолго, а ты еще орешь на нее, а мне секс предлагаешь..
—Я не предлагал.
—Ну да. Ты как лисица, которая виноград не смогла достать.
Андрей смотрел на меня как на очень глупого человека:
—С тобой даже не поприкалываешься! Дикая какая-то.
—А нечего со мной прикалываться. Прикалываются с такими как Яна. Вот уж кто ходячий прикол. Повеситься можно от ее шуточек…
(Например: «Черт! Почему я никак не похудею? Я же питаюсь исключительно спермой и транквилизаторами!»)
—Ты была дурой, дурой и осталась, – Андрей хлопнул дверью, выходя из комнаты.


ПЕРВЫЙ СОН КАТЕРИНЫ ПАВЛОВНЫ
Я – ученица десятого класса. Мы с Андреем в чцжой квартире. Зеркальный потолок и мягкий ковер на полу.
Девочка лет двенадцати забилась в уютное кресло и доверчиво смотрит на нас.
—Родители не скоро придут? – спрашиваю я
—Часов в шесть, наверное. Успеем.
Шприц в руках Андрея. Девочка ждет.
—Я уколов не боюсь, если надо – уколюсь…
Взгляд наверх – в потолке мое отражение – розовые, кислотного цвета волосы, пирсинг в носу, пирсинг в брови, пирсинг в губе…
Высоываю язык (тоже проколотый) и дразню потолок.
Сейчас мы подсадим эту малышку. Еще одну. Я довольно пританцовываю вокруг них и напеваю попсовую песенку.
—Все? Все? – раздается ее тонкий голосок.
—Терпение… Терпение…
Андрей облизывает губы – фанат своего дела, красавчик.
Мы – самая экстравагантная пара во всей школе. Два безумных ангела. Мальчик, похожий на девочку и девочка не похожая ни что! Я ощущаю нашу «некаквсешность» как никогда раньше и невероятно горжусь этим. Я просто счастлива!!!

Порхаю по комнате, прямо под зеркальным потолком, задрав голову, любуясь собой и немного в меньшей степени Андреем. Жду пока он уколет эту девочку (Герасимову Марию Александровну – это имя будет жить в памяти все последующее время моего существования, а образ этой Маши станет моим проклятием), мы посидим здесь немного и поедем куда-нибудь в центр – за новыми шмотками и знакомствами..

Вот показалась венка…
Вот воткнулась иголочка…
Вот Маша тихо вскрикнула…
Вот кровушка влилась внутрь…
Вот поршень опустился вниз…
Вот Машенька астматично открыла рот…
Вот Маша беспомощно поднимает руки…
Вот слюна потекла по ее подбородку…
Вот Андрей трясет ее за плечи…
Вот он поднял ее – голова и конечности хаотично дергаются в воздухе…

—Ты умеешь делать искусственное дыхание?
Она лежит уже синяя. Маленькая синяя девочка…
Маленькая. Синяя.
—У нее пульса нет…
—Она умерла.
—О-о-о… Мы попали. Надо сматываться.
Это все Андрея слова. По мне, так тут уже нечего говорить.
«Я уколов не боюсь.
Если надо –уколюсь».
—Катя!
—Катя, уходим!
—Катя, вставай!
Такой маленький, такой женственный и такой нервный!
—Катя, у тебя что, шок?
Нет. Отвечу.
—Надо выкинуть тело с балкона, – говорю я.
—Они по любому проведут экспертизу.
—Кто знает, что мы были с ней?
—Кто угодно!
—Ну и что? Она могла уколоться и после!
—После того, как мы ушли? Тогда надо скорее уходить.
—Нельзя просто уйти! Нужно подумать! Убрать улики, шприцы хотя бы, протереть все, что мы трогали, понимаешь? Нельзя просто уходить, потому что страшно. Андрей, ты ее убил, я тут вообще ни при чем. Тогда почему я должна думать обо всем?
Вижу как у него дрожат руки.
—Сиди. Сама все сделаю.
Нахожу на кухне пакет и тряпку.
Возвращаюсь.
…
—Какого …?
—Что?
—Где труп?
—Ты же сказала – скинуть!
Вот теперь меня прошибает холодный пот. Вот теперь точно нужно уходить.
—Андрей, ты совсем рехнулся… Боже… Боже…
Ломаю руки и не знаю… не знаю, что делать…
«Нет, только без паники. Без паники».
Я стою.
—Что ты делаешь? Идем!
—Я думаю…
—Катя, уходим!
Он тащит меня за руку.
«Нет, надо быть хладнокровнее… Надо что-то сделать. Что-то убрать… Нельзя уходить сразу…»
—Уходим, сейчас менты приедут! Никого не выпустят!
—Я думаю, думаю. Подожди.
Меня насильно выталкивают из квартиры.
Я должна была подумать. Подумать. Подумать. Плдумать Подумать Подумать. Подумать.Подумать…
Андрей вырывает пакет и тряпку и выбрасывает в мусорпровод.
—Я должна была подумать!
—Поздняк! Идем же…

Лифт, а потом асфальт и кровавая каша на нем. Какие-то люди рядом и полукрик-полушепот. Звуки сливаются в один протяжный гул. В висках стучит тяжелый бит.
Мы проходим, стараясь не смотреть в ту сторону.
Вперед, вперед… Прочь отсюда… Прочь…

Яна вернулась под утро с чистым, белоснежнейшим пластырем на лице – видимо где-то сменила, и застала меня в кухне, одиноко пьющую чай.
—Привет. – Сказала она не то с сочувствием, не то с презрением, – Андрей спит?
—Да.
—Эти шрамы навсегда останутся. – Яна произнесла это без эмоций, что было для нее совершенно нетипично, вероятно долго тренировалась.
—Извини меня. Это словно не я была. Вернее, ты – не ты. Я думала, это не ты, понимаешь?
—А кто? На кого у тебя такая злость? – Яна уже улыбалась. Идиотка! Я ей шрамировала все лицо, а она сидит тут и улыбается мне.
—Да была одна девочка…
—Была?
—Была. Пока Андрей ее не убил.
—Что?
Янка испуганно пятится назад:
—Ты больная! Ты совсем больная!
—Да не бойся! Не буду царапаться больше. Я шучу! Шу-чу! Никто никого не убивал.
—Больная, – повторила Яна и надолго скрылась в ванной
Я же с тяжелым сердцем пошла к себе и легла под одеяло. Спать.
Спать.
Надо хоть немного поспать.


ВТОРОЙ СОН КАТЕРИНЫ ПАВЛОВНЫ

Женский школьный туалет. Дешевый кафель и сломанные шпингалеты.
—Она не выдержала – сердечный приступ. Единственный ребенок, как же… Умерла мгновенно. Возвращалась домой с работы и видела людей, кровь на асфальте, но ей и в голову не пришло. Муж сообщил, тот еще днем узнал – на работу звонили.. Сам он с балкона спрыгнул через день. ..
Слушая, я застывала в ужасе. Так вот значит как. Целая семья погибла за два дня, все друг за другом.

Школьный коридор. Желтый линолеум и стенгазеты с фотографиями будущих выпускников.
—Мы ни в чем не виновны! Этот порошок мог достаться кому угодно! Не мы его готовили, Катя! Если б ты его употребила, умерла бы ты!
—Ты не расчитал дозу!
—Это был левый порошок! Туда чего-то намешали!
—Это ты не рассчитал дозу!
Кабинет русского языка и литературы. Мы убираемся после занятий. Я и совершенно неинтересная мне одноклассница.
—Маша сама спрыгнула, представляешь? Они установили, что когда она спрыгнула, то была под лействием наркотиков…
Эта весть шагает по школе, как призрак…

Я и Андрей. У меня. Стены в постерах хардкоровых диджеев и салатного цвета шторы.
—Она была жива, когда… когда я ее… того… скинул… То есть ты мне сказала, чтобы я ее скинул, а она жива была…
И вновь у него руки дрожат…
Салатовое расплывается перед глазами…
Реальность превращается в бесформенное пятно цвета свежего бензина…
Нельзя в это верить. Нельзя в это верить.
Если поверить, я стану четвертой в списке.
Нужно заморозить память…
Умереть или нет? Умереть или нет?
—Катя? — знакомый голос мертвой девочки?
Оборачиваюсь.
—А мне точно понравиться7
«Маша?»
Будто от стены отделяется тело ее. Бледное и тощее. Красноглазое и синегубое.
—А что я почувствую?
Она стоит, (призрак ее стоит?) и задает те же вопросы, что и в тот день.
Сглатываю.
«Отче наш, иже еси на небесах да святится имя твое…»
—Я хочу такие же розовые волосы как у тебя.
«…да придет царствие твое. Хлеб наш насущный дай нам днесь…»
—Как у м-меня? Н-на…
И клок ярких волос оказывается у меня в кулаке!
—На! На! Бери мои волосы! Бери и уходи! Все их бери!
«…прости нам грехи наши, как мы прощаем должникам нашим…".
Я вырываю их пучками и швыряю в нее!
—На, получай! Держи! Вот еще! На! На!
И словно мощный поток воздуха кидает меня на кровать и заламывая руки вливает что-то в горло…
Захлебываюсь и закашливаюсь. От кашля выступают слезы и мне приходится зажмуриться от попавшей в глаза туши..
А потом приоткрываю и вижу только Андрея. Он никогда не смотрел на меня так. Вообще ни ни кого так не смотрел. Вообще никто ни на кого так не смотрел. Словно думая, пристрелить ли меня, чтоб не мучалась.


Проснулась я от того, что сильно хотелось пить. Я направилась к кухне.
—Кисонька, пожалуйста, немного помедленнее…
Это мне показалось интересным, и я неслышно присела рядом с дверью Яниной комнаты.
—Малышка, у тебя такие губы теплые…
—Хочешь пальчик в попочку? – это уже Янкин шепот.
От подобного диалога жажда стала еще сильнее, и я все же дошла до кухни, где нарочно гремела чайником и чашкой как можно дольше и сильнее, чтоб им там не казалось, будто они одни на целом свете.
Затем я включила телевизор, сделала погромче и устроилась смотреть музыкальный канал.
—Катя, нужно иметь хоть какое-то уважение к людям! В конце концов мы спим!
Передо мной стоял разъяренный Андрюха. Судя по выражению лица он не шутил, когда грозился меня убить. Видимо момент этот настал!
—Уважение нужно иметь! – передразнила я его, – Иди Янку имей! Спят они, блин! Хотя… еще неизвестно, кто там кого у вас имеет!
Шутка была полностью в Янкином стиле – ему должна была понравиться.
Но не понравилась. Почему-то.
—…!!! … … …!
Вот что он сказал. Извините, никакая цензура не пропустит!
Я выключила телевизор и отправилась спать. Третий раз.
—Мне завтра на работу. Вот тогда и потрахаетесь, ясно?

ТРЕТИЙ СОН КАТЕРИНЫ ПАВЛОВНЫ

Окружная дорога. Такая специфическая. Вроде магистрали на столбах. До земли метров пятнадцать. Ночь и огни. Блуждающие и статические. Красные и желтые. Далеко и вблизи.
Я в развевающейся длинной голубой юбке. Ветер в спину, длинные малиновые волосы лезут в лицо. Я смеюсь, мимо проезжают автомобили, иногда сигналят. Такая свежая, летняя московская ночь…
Рядом со мной близкий школьный друг. Это Димка. Рыжий и смешной парень, с которым мы знакомы десять лет и все эти годы мы были неразлучны. Мне даже лучшая подруга не так близка как он.
А лучшая подруга идет позади, рядом с Андреем, метрах в десяти от нас с Димкой.
Я не слышу, о чем они говорят. Дима останавливается, смотрит вниз, потом на меня. Я оборачиваюсь и вижу, что Андрюха с Мариной тоже остановились и спокойно беседуют. Вновь поворачиваюсь к Диме.
—… надо протирать салициловой кислотой или чем-то схожим. – это я про последствия пирсинга.
Неожиданно лицо Димки замирает и на глазах бледнеет. Его взгляд замер, уставившись в сторону Андрея и Марины.
Тяжелый вопль разрывает воздух, низкий бас, каким Марина никогда не владела, но я понимаю, что это кричит она. Крик прекратился, а я все не могла обернуться, зная, что никого там не увижу… кроме Андрея…
—Еоо… Она сорвалась! Уходим…
И мы уходим. И все как в тумане. И я как будто уже привыкла уходить… И Маринки с нами нет – это нормально. Я не знаю, почему ее нет, не знаю.
—Она ушла домой, да?
—Она сорвалась вниз с эстакады, ясно?
—Она ведь ушла домой. Правда? Правда, Андрей? Она испугалась, закричала и ушла, да?
Андрей нервно курит.
Дима молчит всю дорогу. Я еще не знаю, что вижу его в последний раз.

Я проснулась в девять. Из под ресниц глянула в окно, меня совершенно не устроил моросящий дождь. Дотянулась до трубки и вызвала врача. Мне нужны каникулы на неделю.
—Ты же обещала позволить нам потрахаться сегодня! – сказал Андрей, когда я около полудня вошла в кухню.
Яна неопределенно посмотрела на него, затем на меня, рассмеялась в своей обычной манере и слезла с колен Андрея.
—Мы сегодня уезжаем, – сообщила она, – в Кисловодск. Подлечить нервы.
Шутит? Нет?
—Серьезно. Только ты без нас квартиру не спали!
Яна свесилась из окна:
—О! Дождевые черви! Это я вчера плакала – вот они и повылезли!!!
Мда… В КВНе тебе цены бы не было. В команде конкурентов.
—Так ты серьезно? Уезжаете, да? Надолго?
—Как получиться. Скорей всего дней на десять. – Ответил Андрей.
— С чего бы вдруг?
— Да достала ты нас! – воскликнула Яна., – Я к тебе искала разные подходы, но ничего не получалось. Когда вернемся будем думать, как бы разъехаться.
Иногда наши желания совпадают.
И сейчас совпали бы, если б эта парочка поехала в Кисловодск вчера, но ночью я тут подумала…


Я долго копалась в письменном столе, извлекла оттуда с десяток толстых тетрадей и пролистав каждую, выбрала несколько из общей кучи.
Вот, Яночка, будет тебе сюрпризик от меня…
Я зашла в комнату своей соседки и положила тетради на пластмассовую красную тумбочку изрисованную какаду (да-да, только Яна могла позариться на КРАСНУЮ ПЛАСТМАССОВУЮ тумбочку изрисованную КАКАДУ). Подумав я накрыла свой подарок книгой «Йога. Пособие для начинающих. Этап третий», которую Яна давеча принесла из библиотеки.
Все. Теперь можно отправляться. Куда? Не знаю. Просто нужно уйти, чтоб Яна спокойно ознакомилась со всем этим, чтоб я ее не смущала своим присутствием.

Я поехала на Лубянку. Не знаю почему, но когда мне некуда себя деть, я еду на Лубянку. Началось все лет семь назад. Я тогда еше училась в школе. Мне жутко хотелось каких-нибудь модных таблеточек, а все знакомые, располагающие ими временно попропадали – кто на дачу, кто в другую вселенную.
И я решила съездить к известной аптеке, возле которой, по слухам, наркотических средств было, как воды в море. Известная аптека, как известно, находится на Лубянке, и там же не менее знаменитый книжный магазин – я шла к аптеке, а попала в него. Застряла там часа на два, купила документальную книгу про наркоманов. «Холодные шипы белой смерти» называлась она в духе антинаркотического просвещения, но излишняя претенциозность вызывала усмешку. На черном фоне обложки белел огромный шприц, а из всех углов тянулись искривленные тощие, видимо наркоманские, руки.
Направляясь к аптеке, я нарочно несла книгу чуть ли не на вытянутых руках, так что картинку было видно всякому за двадцать метров, чтобы ни у кого не возникло сомнений, зачем я тут околачиваюсь.
Сразу скажу, что никаких наркотиков я не нашла, да и вообще эти мысли быстро вылетели из головы, потому что через минут десять я познакомилась с девушкой-готкой, с которой мы устроили незабываемое лесбийское шоу в пивном баре…
С тех пор кажется, что Лубянка – волшебное место, где есть все от попсовой книжки и дешевой наркоты до нетрадиционного секса.
Кстати сказать, после этого вечера и общения с готической дивой, я решила стать готкой, изменила стиль одежды и перекрасила малиновые волосы в черный. И до сих пор я крашу волосы в черный. Не потому, что я все еще отношу себя к этим странным мрачным людям – просто вывести этот цвет трудно, а когда отрастают серые корни – с этим по любому необходимо что-то делать.
Ну а сейчас я шла по тем же местам и думала: зачем мне снится то, о чем я писала в дневниках несколько, если не сказать много, лет назад?..
Как же смешно мне было, какие же в жизни совпадения бывают!

***
—А где Яна?
Меня встречал Андрей.
—К тебе врач приходил. Вызывала?
—Упс… Забыла совсем про врача-то.
—Яна уехала в Кисловодск.
Меня аж передернуло:
—Одна?
Андрей закивал.
—Да, похоже мы расстались.
То-то он такой расстроенный, не в себе буквально.
Я торопливо разулась и пройдя в комнату, села на диван.
Яна уехала. Как же так?
—Когда же она вернется?
—В эту квартиру она уже не вернется. Никогда. Кто-то…, – Андрей сделал паузу, – кто-то положил ей на тумбочку дневники, в которых подробно рассказано о том, как я убил маленькую девочку, ее родителей, твою лучшую подругу, твоего лучшего друга и каких-то других людей…
Я закрыла лицо руками и зарыдала. Андрей продолжал:
—Странно, что ты это писала… Во времена твоей готической юности это может было и забавно, однако выглядят твои дневники, как документальные источники, с датами, фамилиями, описаниями реальных людей и нереальных событий… Истрепанные старые страницы, почти детский почерк. Не придерешься. Даже мне она не поверила. Твои сказки выглядят убедительно…

Почему? Почему так? Почему уехала Яна? Почему не он? Почему не он?
Когда-то давно я придумывала странные истории и записывала их, в те моменты я думала (вряд ли всерьез), что когда-нибудь мы с Андреем расстанемся, у него будет другая девушка и тогда-то я подложу ей эти записи. Интересно было бы понаблюдать за реакцией. Моего литературного таланта с лихвой хватило, чтобы все в дневниках выглядело истинным – простейший способ обмана: примешать в абсолютную, всем известную правду немного лжи. А потом еще немного, и еще, и еще…
Тогда, давно Андрей читал их и смеялся вместе со мной. До тех пор, пока персонажи моих снов и записей не стали преследовать меня в реальности…

Почему уехала Яна?

—Ты знаешь, Катя, какая ты дрянь? Хотя твое безумие иногда восхищает. Даже сейчас я думаю, что мы могли бы быть вместе.— Он смеется. – Если бы ты не изменилась, мы так бы и встречались все эти годы…
—Я хотела, чтобы вы расстались. Чтобы ТЫ уехал! ТЫ! ТЫ, а не Яна! – я зарылась лицом в диванную подушку, – Моя Яночка! Знаешь, как хорошо нам было, пока ты не появился!!! Я ее так любила, как никого. Как никогда. Яна – моя мечта, женщина всей моей жизни… Я ненавижу тебя!

Я ее любила. А если и было не очень то похоже, то это всего лишь следствие ревности. Всего лишь…

Я плакала долго, почти до потери сознания, почти до ночи. Потом я провалилась в тяжелый сон, в котором Яна душила спящего Андрея подушкой.

Интересный сон. Когда проснусь, обязательно запишу его в дневник…

Понравилось?

Проголосовало: 3 чел.