О, лучежабрая, гордая рыба горгона!
Дай мне лишь палочку туши получше еще растереть,
Ветвь мэйхуа переставить в песчаную тьму подоконника,
Выкурить трубочек шесть травянистого зелья.
Дай мне, о рыба, получше усесться на троне,
Кисть обмакнуть в бесконечную черную бездну
И на невинном листе породить иероглиф
Черный, как мать его – ночь и как отец его – кто?..
Чу! – таракан пробежал по странице бездумно,
Квелую ногу таща по рожденному знаку –
Собака! – палочку «зю» перемазал на петельку «жо»:
Сгинуло «Дао», явилась угроза: «О, ад!»
Бедное, бледное солнце себя отрывает
От белоснежной горы Фудзи-Сан.
Чудно, о чудно, жабрастая рыба горгона,
Тенью бродить по чужой загранице лесистой.
Только за бурыми скалами грозного севера
Ждет меня Родина белая, без иероглифов правленых.
Звезды сияют над ней, не сливаясь в двенадцать
Зодиакальных фигур, и далёко масонское братство
От белоснежных равнин и морей
Льдами покрытых у берегов охраняемых
Малою силою смертников черно-зеленых застав.
Так что не жди меня, рыба горгона,
Я больше не брошусь со страстью ковбоя
На черную склизкую спину твою под волной:
Я ухожу, покидая ваш плотный, изменчивый мир.
Пусть Фудзи-Сан, погрузившись на дно, полыхает
Смерчем подводным из кратера хлещущим жаром
Желтых, наполненных духом огня, водяных пузырей;
Пусть Фудзи-Сан поднимает Японское море
Бешеным брюхом волны, изгибающей море горбом.
Пусть волны цунами смывают страну за страной,
Но должен же кто-то спастись!
О, лучежабрая гордая рыба горгона,
Как удивишься ты – скользкая тварь (но не дар) океана –
Когда через пенную маску гиганта-убийцы волны
Увидишь, как мы – уцелевшие – сгрудимся
В бурых уступах и пиках небесной горы Арарат.