Два приказа по ноябрю.
Два приказа по ноябрю.
Ноябрь первый.
Вот и всё, успокойся.
Проиграна осень.
Никого не вернуть.
И растяжку не снять.
И тропа,
и последний матюг – всё уйдёт.
Драный тельник
стирай в дикой горной реке,
Спиртом жги
пропотевшую душу.
Собирайся в Россию
и до одуренья кури.
Может быть,
на московском бульваре
остались живые?
Вдруг услышит
патруль у метро,
Как же ты
материшь эту осень.
Что спасёт?
Ничего не спасёт,
если сдохнуть решил.
Там, на улочке, в центре Москвы, перед входом в кабак,
Оторвись от земли и пошли всех на землю обратно.
Торопясь на работу, где больше никто не стреляет,
Покупать сигареты и думать, что купишь авто.
Только ночью по-прежнему снится чужая тропа.
И опять просыпаешься утром, прикрытия - нет.
И тебе остаётся ноябрь,
Гнусный месяц настоек
Яда и спирта...
Ноет, ноет, поёт над тобой и в тебе
Арматура упрёка.
Так накрылась листами брони
голубая мечта.
Ной, а где же ковчег?
Я БЫ - что ты теперь не сумел,
Уж того не сумеешь...
Шёл ноябрь того заполошного дикого года.
Тонким карандашом отмечал – кто сегодня погиб.
И боялся звонков, потому что звонили – сказать,
Кто растяжку задел на тропе в этот раз.
Ноябрь второй.
Та общага на улице Руставели,
Номер дома – 911.
И пахучая кухня, тараканы-звери,
И отсутствие самых желанных мужчин.
Улыбаясь, проспать сезон,
Дозвониться и докурить.
И смеясь, расплескать на весь коридор:
- ПОДЪЁМ!!!
И готовиться по ночам,
Под гитарный разлад рулад.
За окном непривычно остра
Телебашня.
Что вызванивала телебашня,
Тонкой звонкой иглой-антенной,
Точным карандашом по небу,
Расставляя знаки препинанья?
Всё черкала какой-то странный
Непонятный сценарий судьбы.
Не уснуть на холодной койке
Плацкарта своей души.
Но спала вкруг меня общага,
Где на верхней скрипучей полке,
Я высмаливала до фильтра
Третью пачку «Мальбыра»
Воимя сессионного Ноября.
Конец Ноября.
Я сдала ту сессию как-никак,
По закону, чисто, базара нет.
До разбора полётов лечила себя,
Коньяком, что припрятан давно.
Проползая по сонным Сокольникам,
Улыбалась Пожарке на уголке,
Научив себя говорить «нельзя»,
Это значит – не лезть в дерьмо
Был декабрь, очень плохой коньяк -
Ни согреть, ни спиться.
Уже плевать.
Можно пить.
Значит, будем, брат.
А к закату, снова вокзальный бред,
До скончанья дня, где спасенья нет
От себя самой. И багажник мой
Полон книг. Моих первых книг.
Всё не так случилось, совсем не так.
Сами от себя убегали, да.
Это осень кончается,
Осень, брат.
А на рассвете встал Воронеж
У изголовья: Ну, здравствуй, здравствуй!
Здравствуй, сегодня,
У микрофона,
Вспомни о том, что такое счастье.
Вспомни, пропаханные твоим взглядом
Те километры – от Пензы к Кронштадту,
Вспомни, что вместе – не значит рядом.
После Воронежа – на северо-запад.
P.S.
Северо-запад, маршрут мой вечный,
Среди попоек, мужчин и женщин.
Трассами, тропами, километрами,
Без обещания.
Без ответа.
Ноябрь первый.
Вот и всё, успокойся.
Проиграна осень.
Никого не вернуть.
И растяжку не снять.
И тропа,
и последний матюг – всё уйдёт.
Драный тельник
стирай в дикой горной реке,
Спиртом жги
пропотевшую душу.
Собирайся в Россию
и до одуренья кури.
Может быть,
на московском бульваре
остались живые?
Вдруг услышит
патруль у метро,
Как же ты
материшь эту осень.
Что спасёт?
Ничего не спасёт,
если сдохнуть решил.
Там, на улочке, в центре Москвы, перед входом в кабак,
Оторвись от земли и пошли всех на землю обратно.
Торопясь на работу, где больше никто не стреляет,
Покупать сигареты и думать, что купишь авто.
Только ночью по-прежнему снится чужая тропа.
И опять просыпаешься утром, прикрытия - нет.
И тебе остаётся ноябрь,
Гнусный месяц настоек
Яда и спирта...
Ноет, ноет, поёт над тобой и в тебе
Арматура упрёка.
Так накрылась листами брони
голубая мечта.
Ной, а где же ковчег?
Я БЫ - что ты теперь не сумел,
Уж того не сумеешь...
Шёл ноябрь того заполошного дикого года.
Тонким карандашом отмечал – кто сегодня погиб.
И боялся звонков, потому что звонили – сказать,
Кто растяжку задел на тропе в этот раз.
Ноябрь второй.
Та общага на улице Руставели,
Номер дома – 911.
И пахучая кухня, тараканы-звери,
И отсутствие самых желанных мужчин.
Улыбаясь, проспать сезон,
Дозвониться и докурить.
И смеясь, расплескать на весь коридор:
- ПОДЪЁМ!!!
И готовиться по ночам,
Под гитарный разлад рулад.
За окном непривычно остра
Телебашня.
Что вызванивала телебашня,
Тонкой звонкой иглой-антенной,
Точным карандашом по небу,
Расставляя знаки препинанья?
Всё черкала какой-то странный
Непонятный сценарий судьбы.
Не уснуть на холодной койке
Плацкарта своей души.
Но спала вкруг меня общага,
Где на верхней скрипучей полке,
Я высмаливала до фильтра
Третью пачку «Мальбыра»
Воимя сессионного Ноября.
Конец Ноября.
Я сдала ту сессию как-никак,
По закону, чисто, базара нет.
До разбора полётов лечила себя,
Коньяком, что припрятан давно.
Проползая по сонным Сокольникам,
Улыбалась Пожарке на уголке,
Научив себя говорить «нельзя»,
Это значит – не лезть в дерьмо
Был декабрь, очень плохой коньяк -
Ни согреть, ни спиться.
Уже плевать.
Можно пить.
Значит, будем, брат.
А к закату, снова вокзальный бред,
До скончанья дня, где спасенья нет
От себя самой. И багажник мой
Полон книг. Моих первых книг.
Всё не так случилось, совсем не так.
Сами от себя убегали, да.
Это осень кончается,
Осень, брат.
А на рассвете встал Воронеж
У изголовья: Ну, здравствуй, здравствуй!
Здравствуй, сегодня,
У микрофона,
Вспомни о том, что такое счастье.
Вспомни, пропаханные твоим взглядом
Те километры – от Пензы к Кронштадту,
Вспомни, что вместе – не значит рядом.
После Воронежа – на северо-запад.
P.S.
Северо-запад, маршрут мой вечный,
Среди попоек, мужчин и женщин.
Трассами, тропами, километрами,
Без обещания.
Без ответа.