Ненавижу просыпаться с похмелья в чужой квартире. Все равно, что выходить из дому в двадцатиградусный мороз в одежде с чужого плеча. Столь же неуютно и неудобно: стужа беспрепятственно забирается под свитер и руки мгновенно коченеют в поисках карманов. С такими вот невеселыми мыслями – пошатываясь и спотыкаясь на каждом шагу – я добрел до кухни. На исходе 8 сентября – 626 лет назад – Куликово поле имело более «скромный» вид, нежели обеденный стол с останками нашего вчерашнего пира. Выудив трясущимися пальцами из помятой пачки Sovereign’а предпоследнюю сигарету, я уселся в углу на пол, прислонился спиной к холодильнику и закурил. Помнится, русские терпели монголо-татарское иго в течение 248 лет. На сколько же хватит терпения у Наденьки? Прикусив фильтр сигареты и, скрипнув суставами коленей, я принялся искать спиртное. Но все проинспектированные мной бутылки были пусты. В дребезжащем – еще советского производства – холодильнике уныло ютился тетрапакет с кефиром. А на дне единственного стакана – накренившегося над поверхностью стола на манер Пизанской башни – покоилась груда окурков.

Все-таки, нужно было брать с собой больше денег. Что такое 100 евро для встречи с Вольноотпущенником, с которым мы не виделись больше года? 12 часов путешествия из одного кафе в другое, до тех пор, пока их названия не слились в одну неоновую абракадабру, сумбурный поэтический вечер в пустом салоне спешащего в парк троллейбуса и жуткое похмелье в чужой квартире. Утолив жажду и умывшись холодной водой в ванной, я вернулся в зал, где Вольноотпущенник, проснувшись и одевшись, звонил кому-то по телефону. Хозяйка квартиры еще дремала, уткнувшись носом в подушки. Я присел на край дивана и начал интенсивно растирать пальцами оба виска. По всей вероятности, на том конце телефонного провода не испытывали особой радости по поводу звонка Вольноотпущенника. Оно и понятно: стрелки будильника указывали на четверть девятого утра. Воскресного утра, между прочим. Но Вольноотпущенника это явно не смущало, и он с оптимизмом сапера набирал очередной номер из своей записной книжки. «Алло?». «Узнала?». «Встретимся?». «Какие могут быть дела в воскресенье?». «Как не получала мои sms?». «А кому же я тогда их слал?». «С чего ты это взяла?!». «Алло?». «Алло!».
Познакомились мы с Вольноотпущенником в том самом году, когда Леонид Федоров выпустил свой лучший альбом «Птица». Помнится, тогда же, Базиль Бали из «Олимпика» забил свой невероятный и, как оказалось, победный гол в ворота «Милана» в финале Лиги Чемпионов. Этот-то самый матч, мы и запивали пивом в каком-то крохотном кафе на окраине Площади Республики, а чуть позже распевали «АукцЫон». «Не-за-чем бить-ся, не-чем де-литься – все-об од-ном! Сто-ит-ли злить-ся? Там-за-ок-ном – пти-ца-я-пти-ца!». И распивали из горлышка «Советское шампанское». Напротив здания парламента. Этакие нонконформисты XXI века: семнадцатилетние, боготворящие Беккета и презирающие политику. Чертова дюжина лет минула с тех пор, а он все еще оставался, таким же – гениальным enfant terrible’м. По правде говоря, в нашем случае: «познакомились» – это не совсем верное слово. Мы буквально открыли друг друга. Если говорить еще точнее, то открыли существование друг друга во Вселенной. Вероятно, когда-нибудь и точно также, человечество откроет для себя существование внеземной цивилизации, наличествующей вот уже миллионы лет вне поля зрения самодовольного ока «Хаббла».

Помнится, на одной из вечеринок, я торчал в углу, потягивая пиво и разглядывая разношерстную компанию за столом. Как и полагается однокомнатному человеку. А он балагурил, декламировал стихи или философствовал над рюмкой коньяка. В очередной раз – пренебрегая тостом и цитируя Сартра – он внезапно оглянулся и, заметив меня, оборвал свою цитату на полуслове. Ухватившись за мой рукав и выкрикнув в тишину зала: «Тошно мне с вами!», Вольноотпущенник увлек меня в ближайшее кафе, где и состоялось наше взаимное открытие друг друга. «Вольноотпущенник…». «Почему, «вольноотпущенник»?!». «Акт доброй воли…». «Ну и как?». «Все вертится…». А больше года назад, Вольноотпущенник – запихнув в рюкзак несколько книг, CD-плеер и надев Уджет – оставил жене квартиру, раздобыл где-то несколько сотен евро и улетел в Европу. Лишь изредка я получал от него короткие sms из Рима, Мадрида или Копенгагена. Доходили слухи о том, что он выпивал на могиле Камю, читал в Булонском лесу свои замечательные стихи какой-то дебелой туристке из Швеции и с постной физиономией мочился на контрфорс Кельнского собора.

Не знаю, что именно, но что-то не зримое и необъяснимое связывало наши судьбы воедино. Нечто большее, нежели просто совпадение вкусов в области литературы, музыки и экзистенциализма. Ведь во всем остальном, что касалось жизни и смерти, он был практиком, а я – созерцателем. Кроме того, он любил шумные застолья, везде и всегда был душой компании, обожал женщин, за что они платили ему звонкой монетой беззаботного смеха. В отличие от своего друга, я совершенно не умел пить запоем по пять суток кряду, а в компаниях по обыкновению сидел в углу, с любопытством наблюдая за всем происходящим со стороны. На жизнь мы зарабатывали тоже совершенно по-разному: сутки на пролет я писал заказные статьи для скучных газет и журналов, а он раз в месяц просто исчезал куда-то на несколько дней, затем появлялся с разбухшим портмоне и снова закатывал пир на весь мир. Порой мне казалось, что в эти дни своего отсутствия, где-то на съемной квартире, он натягивает маску, берет взаймы у кого-нибудь из приятелей дедовский «ТТ» и отправляется с ним грабить какое-нибудь провинциальное отделение Сбербанка. Что, конечно же, вряд ли и является плодом моей фантазии, но вполне достойно его биографии: сумбурной и удивительной, как рекламные проспекты туристических агентств, зазывающих горожан на край света…

***

– Росс, мне срочно нужен компьютер! - Выкрикнул Вольноотпущенник, выходя из ванной комнаты и вытирая мокрую взъерошенную голову безразмерным полотенцем хозяйки квартиры. Я всегда знал о том, что именно с похмелья на него в буквальном смысле слова «накатывает» вдохновенье. И противостоять этому «девятому валу» у меня не было ни сил, ни, в общем-то, желания. Более того, в такие моменты, Вольноотпущенник создавал свои лучшие произведения. Не знаю, кому и как, но для меня он всегда был, есть и будет оставаться самым настоящим и великим писателем. «Что, Слово? Медная монета…», - усмехался он и с легкостью дарил кому-нибудь свое очередное и только что написанное произведение. В связи с чем, большая часть его стихотворений и эссе ходила по рукам многочисленных знакомых, словно бы государственные казначейские билеты. А то, что удавалось уберечь от него самого и изъять из обращения, изредка попадало на страницы альманахов или публиковалось мной в Интернете. Будучи требовательным к самому себе в творчестве, он никогда не обсуждал и не осуждал своих коллег по перу. «Можно сколь угодно обсуждать дождь, но от этого он не прекратит быть «дождем», как и не прекратится вообще…».

Пока разбуженная нами Наденька соображала, что к чему, мы поблагодарили ее за гостеприимство и, распрощавшись, вышли на улицу. Прыгая через гигантские лужи во дворе, добрались до остановки и принялись инспектировать собственные карманы. Насобирав кое-какую мелочь, мы купили две бутылки пива и, усевшись в маршрутное такси, отправились ко мне. «Знаешь, о чем я сейчас думаю?», - спросил Вольноотпущенник, отвернувшись от окна и откидываясь на спинку кресла. Я пожал плечами. «Вот послушай. Недавно ученые обнаружили очередное подтверждение Теории Большого взрыва. Так меня теперь мучает один-единственный вопрос: где именно произошел этот самый Большой взрыв?». Я только снова пожал плечами и стал разглядывать город сквозь мутное стекло маршрутки. Спустя час с лишним, прикупив в ларьке упаковку «Балтики», сигареты и десяток яиц, мы ввалились в мою квартиру. Пока я жарил яичницу и накрывал наш нехитрый завтрак на журнальном столике, Вольноотпущенник запускал мой ветхий Celeron. Со словами, «представляешь, сколько леса сэкономило человечество после изобретения компьютера», он устроился перед монитором.

Стараясь не мешать ему, я откупорил первые две бутылки пива из упаковки и стал с любопытством наблюдать за тем, как он работает. Не прошло и получаса, как… «из-под стола вылезла черепаха и деловито направилась в противоположный угол комнаты… берлинская стена в зале вогнулась и выплюнула из себя сиамских близнецов в черных костюмах и солнцезащитных очках… Я. совершенно не удивился тому обстоятельству, что один близнец с наслаждением курил трубку, тогда, как второй глядел на нее с нескрываемой ненавистью… Они вынули фотокарточку и положили ее на стол перед ним… «Почему именно, я?», - спросил он и услышал в ответ: «Какая разница от чего он умрет? Если не ты, то его переедет самосвал или ему на голову упадет кирпич»… Я. с разбегу выпрыгнул в окно и поплыл над проспектом… спустился на землю, прошел сквозь стену больницы скорой помощи и на одной из остановок увидел ожидавших троллейбус людей… приблизившись к ним, Я. обнаружил нескольких мертвецов и одну подыхающую кошку… Кокетливая студентка, повернулась к нему полуразложившимся лицом, отчего Я. вырвало прямо на ее белую блузу и едва прикрывающую черные танго клетчатую юбку…».
Когда я откупорил последнюю пару бутылок пива, то «Я» уже успел позаниматься сексом сначала с мужчиной, а затем с женщиной. В обоих случаях, «Я» переспал с теми, кто еще совсем недавно спал с тем человеком, чье лицо было запечатлено на фотокарточке, которую ему вручили сиамские близнецы. «Я» шел по его следу, словно бы вышколенная в британских псарнях гончая, но каждый раз цель ускользала от него в самый последний момент. Спустя минут десять, он уже «стоял над унитазом, и из его горла – почти на две трети – вылезла блондинка с широкими плечами, пышными бедрами и капризной нижней губой»…

Я потихоньку вышел в прихожую, надел пальто и отправился в ларек за новой упаковкой пива. Дождь стих, и лишь иногда с ветвей мокрых деревьев, потревоженных неизвестной мне птицей, слетали вниз холодные капли. Двор дома был пуст, и озябшая кошка задумчиво разглядывала что-то в окне подвала. Добравшись до ларька и протягивая продавцу деньги, я с замиранием сердца заглянул в окошко. Но все было в порядке, и самая обычная – совершенно без признаков разложения – женщина отсчитывала мне сдачу и, в свою очередь, с некоторой опаской поглядывала в мою сторону.

Вернувшись в квартиру, я обнаружил в прихожей уже почти собравшегося уходить Вольноотпущенника. «Пора…», - ответил он на мой недоуменный взгляд и стал надевать туфли. «Куда на этот раз?», - спросил я, незаметно вкладывая в карман его плаща бутылку пива и пачку сигарет. «В Японию…», - выдохнул он и обнял меня за плечи. «Почему именно в Японию?», - спросил я, помогая ему надеть плащ. «Может быть, Земля действительно плоская?», - рассмеялся он, распрощался и ушел. Я сел в кресло и вновь перечитал все написанное Вольноотпущенником. Пока я ходил за пивом, сюжет не сдвинулся с места ни на йоту. Факт этот расстроил меня основательно, и я уныло принялся поглощать пиво. Теперь я точно знал, что на этот раз, расставание с другом продлится года на два, а может быть, и дольше. Земля, конечно же, круглая и Вольноотпущенник все равно вернется обратно. Но, внезапно решил я, финала недописанной Вольноотпущенником повести мне теперь придется ждать, ох, как долго. Эта безрадостная мысль окончательно повергла меня в уныние. Выключив компьютер, я допил последнюю бутылку пива и, не снимая верхней одежды, забрался под одеяло...

***

Где же все-таки произошел, этот чертов Большой взрыв, я так и не определился. Но, прежде, того момента, как мой разум перестал что-либо воспринимать, я успел разглядеть огромную синюю планету, медленно вращавшуюся в кромешной тьме. А рядом с ней – на высоте 373 миль, уставившись своим единственным оком в безграничную пустоту – уныло болтался телескоп «Хаббл»…

Понравилось?

Проголосовало: 4 чел.